После трапезы, сообщив Прокопию: «Мне надо», Евдокия побрела вдоль берега к камышам. Ей хотелось посидеть у воды в одиночестве.
— Далеко не ходи! — крикнул ей в след чернявый.
«Там же никого нет, чего мне бояться», — Дуня упрямо отходила все дальше и дальше. Наконец она увидела упавший в воду ствол толстого дерева и села на него, уставившись на засыпающее озеро. Вот так они недавно сидели с Юрием, болтали о том — о сем. Как же хорошо тогда было! В камышах послышался легкий шорох. Девушка резво вскочила, прислушалась. Тихо. «Пойду-ка я назад». От воды потянуло холодком. Дуня развернулась уходить и тут…
Чья-то большая рука накрыла ей рот, вторая обхватила за талию. Не раздумывая и толком не успев испугаться, девушка цапнула вражеский палец, а локоть со всей силы ударил во что-то плотное. Просто так она сдаваться не собиралась.
— Ай! — вскрикнули за спиной. — Дунька, это ж я — Кирьян!
— Кирьян, — эхом отозвалась Евдокия, мужские руки развернули ее, перед ней стоял брат, повзрослевший, успевший обзавестись реденькой бородкой. Лицо округлилось, казалось, даже нос стал крупнее. На голову был нахлобучен серый войлочный клобук. Парень снял его, и на плечи упали спутанные пряди таких же как у Дуняши льняных волос. В темноте можно было различить грязную затертую свиту, на бедре в ножнах болтался меч.
— Здорова кусаться, — проворчал Кирьян, поднося укушенный палец к губам.
— Да кто ж так пугает? — мягко оправдывалась Евдокия.
— Боялся, вскрикнешь, а мне того не надобно, — брат тревожно оглянулся.
— Кирьянушка, да как же ты здесь оказался? — Дуня ласково погладила брата по плечу.
— Ты как с этими оказалась? Глазастая, чуть меня не выдала.
— Так по вдовству в монастырь иду.
— С воями ростовскими? — хмыкнул Кирьян. — Я как тебя сегодня увидел, глазам не поверил. Ты что у них делаешь?
— Так это… меня дяденька Прокопий везет, матушкин брат двоюродный, не помнишь разве? — что-то часто в последнее время врать приходится, так и привыкнуть можно.
— А-а-а, да-да, был такой, — не моргнув глазом соврал и Кирьян.
— А бабушка померла, — печально сказала Дуня, — перед смертью все тебя хотела увидеть, тревожилась. А я теперь вот вдова, а как ты, где живешь…
— Слушай, Дунька, у вас тут черт этот половецкий за главного?
— Ну, да.
Парень опять тревожно оглянулся в сторону стана.
— Он вещицу одну колдовскую везет.
Дуня вздрогнула:
— С чего ты взял? Нет у него ничего.
— То ты не знаешь. Верно тебе говорю, вещь ведовская, за нее люди одни очень дорого дадут.
