— Не ты одна, глянь, как здесь тропинка-то притоптана. Много вас христиан до волхования охочих.
У старой вросшей в землю избы горел небольшой костерок, над ним на деревянной жерди висел котел, в безветренный воздух белым столбом поднимался густой пар. Сухой маленький старичок сидел рядом на березовой колоде, уставившись в огонь. На его высоком уходившем в плешь лбу играли отблески пламени. Время от времени старик вскакивал и кидался помешивать варево огромным черпаком, потом опять умиротворенно усаживался, оправляя жиденькую бороденку. Все было обыденно и совсем не зловеще: ни тебе толпившейся вкруг поляны нечисти, ни диких завываний лесных духов, как рисовало Евдокии живое воображение.
— О, дед уж кашу варит, видать, нас поджидает, — подмигнул Дуняше Юрко и вышел в круг света. — Здрав буде, старче! — издали громко крикнул он.
Старик вздрогнул и резко вскочил, закрываясь деревянной рукоятью черпака.
— Чего надобно? — ворчливо проскрипел он, разглядывая нагрудник брони чернявого. — Добрые люди ночью по лесу не шастают.
— Это ты точно подметил, — ухватился за чужие слова Юрий, — нам, людям добрым, спать уж пора, прими на постой до утра. Заплатим, не обидим.
Вой двинулся к огню.
— Нам? А много ли вас? — старик с опаской попятился к двери хижины.
— Я да баба, нешто места не найдешь? — чернявый, очевидно опасаясь, что дед юркнет в дверь и закроется изнутри, в два прыжка обогнул костер с другой стороны, отрезая знахарю пути к отступлению.
И тут старик, забыв про воина, уставился острыми не по годам глазами на испуганно жавшуюся у опушки Евдокию.
— Наконец-то! — радостно взвизгнул знахарь. — Привела? Четыре дня уж жду.
— Кого привела? — растерялась Дуняша.
— Как кого?! — Сновид сердито махнул черпаком. — Бычка годовалого. Муж твой за снадобье обещался на следующий день привести, а нет и нет. Впредь наперед давать не стану! Где бычок?
— Нет у меня бычка, у меня-то и мужа больше нет… Умер он, вчера похоронили, — срывающимся голосом стала объяснять Евдокия.
— Мне-то какое дело?! — свирепея, кинулся к ней старик. — Зелье дал, давай бычка!
— Да ведь всем теперь Кривко распоряжается, с него и…
— Эй, бабу мою не тронь! — между ними вырос Юрий. — Не от зелья ли твоего муж ее загнулся? Поутру выпил, а вечером уж на погост неси, твоя работа, а?
— А ты что ж, полюбовник? — дед ехидно сморщил нос.
— Сперва на мой вопрос ответь, — надвинулся на него чернявый, — от твоей отравы убрался?
— Я ему говорил — все сразу не пей, по глотку в день, а ему небось побыстрее хотелось. Ежели он дурень, моя вина в чем? Я зелье дал, а теперь ты, коли ее полюбовник, бычка мне должен.
