Плевать, что будет с Алексом, когда отец увидит, что в домике пусто! Пусть хоть четвертует его за обман, он это заслужил! В следующий раз трижды подумает, прежде чем гнаться за наживой!
Деника бросилась к двери, но на беду взгляд ее упал на аленький цветочек. Колени подогнулись сами.
Зачем?
Зачем ей все это, если Алекс ее предал? Она думала… Она надеялась… Но нет – он ничего к ней не испытывает. Даже жалости. А раз так, тогда и ей все равно. Ради Алекса она сделала бы то, что задумала. Но его интересовали только ее деньги. Как и всех остальных… Всю ее жизнь…
Деника даже не представляла, что может быть так плохо. Что значила низость Адальберта по сравнению с тем, что она испытывала сейчас? В конце концов, Адальберт всего лишь друг детства, с которым они столько лет были вместе. И он всего лишь продал ее за возможность прикоснуться к империи Лэкки. Как сейчас Алекс. За сто тысяч долларов…
Деника сжала кулаки и загнала навернувшиеся было слезы обратно. Алекс хочет войны? Он ее получит. Он узнает, какова может быть месть Лэкки. Деника заставит его подавиться этими деньгами – так, что он запомнит до конца жизни. И никто ее не остановит!
* * *
Где-то вдалеке рокотал вертолет – Деника знала, что это за ней. Она слышала шаги – уже совсем близко, почти рядом… Усилием воли она поднялась на ноги, распахнула дверь и с радостью устремилась навстречу отцу. Тот протянул к ней руки и порывисто прижал к себе, уткнувшись лицом в волосы.
– Девочка моя, доченька, Деника, – бормотал он, не в силах поверить, что она жива. А Деника смеялась и плакала одновременно, обнимая отца и наслаждаясь этим счастьем, понимая, что, скорее всего, никогда больше не испытает подобного чувства.
Рядом с ними стоял светловолосый молодой человек, который, несмотря на бесспорно добродушное выражение лица, вызывал у Алекса не поддающееся обузданию чувство отвращения. Очевидно, это был жених Деники, хотя Говард Лэкки и не потрудился представить их друг другу. Как бы то ни было, Алекс оказался прав, предполагая, что Дени вспомнит родных, едва их увидит. Он пошел на сделку с собственным сердцем, отказавшись от Деники, и, вероятно, когда-нибудь ему за это воздастся. Только почему же сейчас было так тошно и так мерзко на душе, словно он совершил какую-то гнусность? И как справиться с болью потери, выворачивающей наизнанку и вколачивающей гвозди в истекающее кровью сердце?
