Условия нашего проживания тоже не радовали. Даже та еда, которую он нам выдавал, не утоляла голода, а иногда вызывала и рвотные позывы. Жили мы во флигеле, с щелями, толщиной с большой палец, а спали на охапках старой гнилой соломы. Летом, в теплую погоду, тараканы и мыши были у нас обычными гостями. Понятное дело, что в таких условиях мы не отдыхали и не высыпались, но управляющему Харугу было все-равно. Когда я заикнулся было о том, чтобы самолично заделать щели, не из купленного материала, а из подручного, то чуть не попал на порку. А когда он случайно увидел меня, пытающего протащить в свой угол охапку свежей соломы, то так сильно отпинал, что я несколько дней не смог подняться с пола. Но этому гаду этого показалось мало – он запретил пускать ко мне лекаря.
– За что? – только и спросил я, едва сумел встать на ноги.
– За твою несусветную наглость, – прошипел он голосом, полным негодования. – Ишь, чего удумал? Соломы ему, видите ли, захотелось.
– Но что в этом плохого? – с отчаянием спросил его я.
– Как что? Ты что, господин, чтобы выбирать, как тебе жить? Нет, ты – холоп. Твое дело – убирать во дворе и все.
– Но я хотел себе лишь малую толику удобства…
– Нет. Ты – холоп. Ты – вошь. Ты – подкаблучный гной. А вошь и гной должны жить в сырости, грязи и презрении, – заявил он мне. – И никто не может требовать для себя иной участи: ни ты, ни я. Никто!
Вот так мы и жили. Труд под началом Харуга был не то, что не сахар, а деготь с пекучей горчицей. И никакой оплаты мы не получали – мы трудились лишь за еду: паршивую, не сытную, а иногда и вовсе отвратную. Сбежать оттуда мы не могли – нас охранял тот самый высокий забор, которым я так восхищался по дороге в усадьбу. Посему нет ничего удивительного в том, что многие из нас не выдерживали такого издевательства: кто заболевал, и, не сумев выкарабкаться, умирал в тяжелых муках, оставляя свое неказистое место для следующего холопа. Кто-то из слуг трогался умом и, дабы быстро уйти из жизни, нападал на ближнего, чтобы получить в нечестной схватке желанное освобождение. Кто-то же, самые сильные и самые ушлые, начинали третировать более слабых собратьев, дабы, в качестве откупного, получить себе лишний кусок соломы и лишнюю часть похлебки.
Ужасная жизнь – и врагу такого не пожелаешь.
Но мне удалось это выдержать, и на следующий год, меня, худого и изможденного, перевели в слуги.
Второй управляющий – высокий статный мужчина с кудрявыми рыжими волосами, которого все звали господином Всё, приняв меня из холеных рук господина Йорберта, первым делом велел остричься и отмыться, а потом три дня сидеть, ничего не делать, и отъедаться. Я было подумал, что плохие времена для меня, наконец-то, остались позади. Однако… Да – слуги дома одевались куда-как лучше, и ели куда сытнее, чем дворовые холопы. Но – только и всего. Работы у них было невпроворот. Я так же не сидел сложа руки – на меня повесили переноску купленных на рынке продуктов, от самого входа в дом до складов на кухне. Так же я отвечал за доставку купленных на базаре вещей на второй этаж, к комнатам господ. Но самой сложный работой стала переноска воды и угля. Господа Дер Виши были не дураки помыться, а потому только боги знают, сколько длин я находил, взбираясь на верх с баками для воды! А сколько корзин с углем я перенес – и не сосчитать.
