– Соня? Доча? – пытался он достучаться до тайных мыслей ее. – Что случилось с моим рыжиком, а? – по старинке с наигранной серьезностью, но преданной любовью спросил он.
Когда Софии было пять лет и ее можно было подкинуть на руках, дабы отвести скуку либо обиду, это срабатывало. Тут же на детском личике появлялась улыбка, и печаль будто снимало. Но сейчас это был взрослый человек и даже почти замужняя девица.
– Ничего, папа, – она улеглась на диване задумавшись, слегка почесывая за ушком котенка, – все нормально.
Маленькая кошечка заурчала.
– Все хорошо? – Крамской сделал притворный вид, что поверил, но внутри он чувствовал, что что-то неладно. Чтобы не задавать лишних вопросов, в этот момент в его голове рождалась неимоверная идея, как поднять настроение дочери.
– Подожди! – он посчитал, что Софи могла долго не оставаться на своем месте. – Останься здесь. Я кое-что… Ты понимаешь, что я могу сейчас сотворить с таким вот фоном?! Я… я вижу твой портрет!
Он тут же исчез с гостиной и появился с альбомом и простым карандашом в руках.
– Так, рыжик, не двигайся. Вот так…
В этот момент мимо них прошел Анатолий, средний сын Ивана Николаевича. Отчасти любитель колкости и подтрунивания над сестрой на этот раз прошел мимо, заметив туман на лице сестренки.
– Рисуете, па? – спросил он.
– Ага, – сказал художник, пристально срисовывая образ с дочери.
– Так, так… – повторял он, скорее подбадривая дочку, чем действительно был увлечен поиском нужной черты для будущего портрета.
В комнате появилась Софья Николаевна, ей хватило несколько минут, чтобы понять все и, не кривя положением, обнять свое покинутое дитя. Она присела с дочерью, прижав к себе, котенок выпрыгнул из рук девушки. Софи незаметно заплакала. Иван Николаевич понял, что дочка под присмотром, поджав губы, показав сожаление жене, встретив ее подбадривающий взгляд, удалился в мастерскую, там находился еще не законченный портрет Боткина Сергея, несостоявшегося жениха Софи.
– Мама. Ну почему, ну почему он так со мной поступил? Я что, некрасивая? – спрашивала София скорей себя, чем свою мать.
Она посмотрела в глаза матери, та улыбалась ей, встречая ее материнской заботой и поддержкой.
– Ну что ты, дурочка. Ты у меня самая прекрасная на свете девочка, и ты моя дочь, – успокаивала ее София Крамская, – вот увидишь, все будет хорошо и прекрасно.
– Это Сергей тебя обидел? – решилась спросить она.
София снова приподняла лицо от груди матери, посмотрев на нее, и вновь прижалась, обнимая ее.
