Синдром Пизанской Башни | страница 6
Просто раньше Гвидо фанатично верил, что сидящие в школе на последних партах – особенные, если угодно, блаженные. Он и сам туда садился, несмотря на плохое зрение, но сейчас в блаженности последних сомневался, потому что, кого не спроси, все там сидели. На галерке, как обычно, – sold out! Да только где они все – ангелы падшие? Может то были какие-то экспериментальные классы, состоявшие исключительно из последних парт? Вероятно, эксперимент проводили для проверки гипотезы, что «дебилизмом» можно заразиться не только через кровь, но и воздушно-капельным путем и решили разделить учителей с учениками на положенное растояние и выдать каждому педагогу по противогазу. Независимо от результатов эксперимента, отметим, что благодаря его проведению, были спасены тысячи юных дарований, включая и нашу компашку, неизменно занимавшую места у выхода. На каждом уроке. Каждый блаженный день. Играли в карты, лакали вино под партой, орали «жопа!», в учителей запускали бумажные самолеты и ластики. Не во всех, конечно. Только в тех, кого не уважали. Ржали в голосину. Один конченый постоянно включал на телефоне порно и выводил звук на максимум, а однажды мы приклеили на скотч его задроченные руки к голове гораздо Более Крупного Большого, чем тот молокосос, о котором вы выше читали. Будущее человечества. Настоящие юные дарования.
И последнее, касаемо последних парт/И крайнее, касаемо крайних.
Занимая именно ее родимую, Гвидо научился рисовать. Конечно, если бы он обладал хорошим зрением, то вполне вероятно, временами, ну можееет быть, в конце концов всякое в жизни бывает, он бы обращал внимание и на доску, однако зрение, к несчастью, не зрело с самого детства, так что Гвидо прошел мимо науки. Очки при этом даже не рассматривались – «очконавт» во всех отношениях так себе кличка для голкипера в двором футболе.
Парня интересовало только рисование. Сперва, он стеснялся своего интереса перед друзьями и потому рисовал исключительно под партой. Для этого он нарочно ронял ластики под стол, забирался туда, наскоро делал наброски и, дабы увеличить продолжительность спиритечского сеанса, делал вид, что заодно шнурки перевязывает. Разумеется, когда он стал за урок забираться под парту не меньше двадцати раз, ему сначала купили ботинки на липучках и замазку, но позже все-таки догадались, что дело здесь – грязно.
Парту перевернули. ААААА! ХОСПОДИ БОЖЕ! КАКОЙ УЖАС! На дереве, фломастером высеченные, в электрическом свете переливались сюжеты, произошедшие за неопределенный период (у Гвидо, разумеется, имелись предшественники и, как позже выяснилось, даже последователи) – все карточные партии, включая мухлежи, все порноактрисы (в одежде и без), винные этикетки, со скотчем скетч, нецензурные стишки, шуточки, штурмовики, бомбардировавшие аэродром учительницы Географии, цветы, животные, бесцветные чудища, какая-то ну уж абсолютная ересь и портреты всех членов компашки, с самым крупным из них в половину чудес площади.