– Да ладно!
– А как же? От маминого печенья даже бы марсианки не устояли. Мы, кстати, до сих пор общаемся.
– С марсианками?
– Да нет же, с медсестрой
– Извините, Боуи не выходит из головы.
– Она чудачка.
– Наверняка.
– Скажите, насколько было тяжело привыкать к жизни в, скажем так, новых условиях?
– А я до сих пор не привык. Впрочем, жизнь ко мне тоже не привыкла. Тут еще непонятно кому пришлось тяжелее. Мне до сих пор кажется, что в день, когда я врезался в Пизанскую башню, планета сошла с орбиты от увиденного.
– Хорошо, что вы упомянули башню. Предлагаю поговорить об этом.
– С удовольствием.
– Раскройте секрет, кто впервые назвал ваш случай «Синдромом Пизанской Башни» и при каких обстоятельствах произошло открытие?
– К сожалению, я не могу назвать имя этого человека. Придет время и, надеюсь, он сам объявится. Это огромный человек… Невероятная энергия. Я обязан ему очень многим, если не всем, но расскажу о нем только вкратце.
– Чтож, я и за «вкратце» буду очень благодарен..
– Кхе-кхе. Ну хорошо. Не помню уже, какими ухищрениями и каким количеством печенья, но маме удалось убедить меня вернуться в школу. Представляете? : МЕНЯ! В! ШКОЛУ!
– Уверен, тут даже яхэ и вувузеллы не помогут воссоздать картину.
– Абсолютно! Так вот. Школу, естественно, пришлось сменить. Врачи поставили мне инвалидность, и рекомендовали «специализированное учебное заведение». У меня и некоторые предыдущие школы начинались с многозначительной приставки «спец», но эта… То была прям «спээээтс». Под одной заплесневелой испещренной дырами крышей собрали настоящую команду мечты: всех слабоумных-недоумков-абсолютно-безмозглых-страдающих-психическими-заболеваниями-всеми-формами-расстройств-психопатов-деток закоренелых-преступников-уголовников-маньяков-инвалидов-безруких-безногих-колясочников И ТАК ДАЛЕЕ И ДАЛЕЕ И ДАЛЕЕ. Я все думал, когда раскопают стоявшее рядом со школой кладбище, дабы повысить успеваемость классов… Я наивно полагал, что уж в таком месте своим обликом никого не испугаю, но мне, однако, это удалось. В первый день мы немного опоздали, и я вошел в школу, когда все уже разбрелись по аудиториям. Ковыляя по пустому темному коридору, я вслушивался в ужасный шум, собиравшийся отовсюду – животные крики, истошные стоны, детский страдальческий плач, умалишенный хохот, – как будто в аду избирали нового сатану, но как только я вступил в класс – все умерло. Все замерли, никто не издавал ни звука. Под сопровождение удивленных, не понимающих, не верящих себе, напуганных глаз, я проковылял до своей новой последней парты. Разумеется, девочка, сидевшая по соседству, пересела к какому-то верзиле, чья слюна вязала подбородок с руками на морской узел. Девочка, кстати, мне показалась очень красивой, но она ни с кем не разговаривала. ВООБЩЕ. Никогда. Ни слова. Видели бы вы, как я пытался пригласить ее в кино. Во была умора! Пойдем в кино? Пойдем в кино? Хочешь сходить в кино? Может, сходим куда-нибудь? Например, в кино. В кино вышел новый фильм, а в ответ ничего. Ничего нового. Ну а больше всего в первый день мне запомнилась реакция учителя математики, когда он впервые увидел, кого я из себя представляю. Маленький, необъятно пузатый, еще и без ремня, извращенец с мерзкими фашистскими усами и крохотными бегающими под парты девочек, а иногда и мальчиков, косоглазками всеменил в класс, огорченно, (то ли потому, что мы еще здесь, то ли потому, что он все еще не… чтобы там не.) еле слышно нас поприветствовал и пошел: СИнусы, КОсинусы, ТАнгенсы, КОтангенсы. И СИ, И КО, И ТА, И КО, и нусынусынусы и идет, и идет, без остановок, как вдруг разворачивается на 180 градусов и проводит взглядом прямую прям в меня______________________! Изучает чуть дольше, чем я тригонометрию, и просит сесть ровно. Я попытался объяснить, что не могу сидеть ровно. «Меня зовут Гвидо, и я, извините, кривой». На что этот фашист-извращенец, вдобавок еще и математик, который, однако, не додумался стянуть свою окружность ремнем, решил, что я пытаюсь одурачить его. Он натурально рассвирепел и потребовал от меня немедленно подняться. »Вставай гаденыш! То, что ты новенький, не дает тебе никакого права издеваться над педагогом ВЫСШЕЙ категории! Если ты не сядешь ровно сию секунду, я приду к тебе домой и поговорю с твоими РОдителями! Набью живот отвратной едой, приготовленной твоей мамашей (здесь, конечно, ему обязательно нужно было врезать), выпью с твоим отцом весь виски на брудербрудершааафт (извращенец, еще и по-немецки шпрэхает, видали?), пообещаю им, что у тебя все будет хорошо, просто суперически будет, а потом возьму и оставлю тебя на второй год. ХАХАХ! Ты будешь первым засранцем, оставленным на второй год в этой прогнившей компостной яме. ПЕРВЫМ! Кто туда провалится по самые гланды… Встаааал!». Я встал, а он, кончив семенить косоглазами, пал. Бабац! Его мерзкое брюхо завалило книгами с прямыми и окружностями, и усы чуть не пришибло доской, но его косоглазки спас слюнявый верзила. Кстати, до смешного походивший на Большого. С тех пор, этот извращенец все уроки вел без очков и никогда не смотрел в мою сторону. Ни-ког-да.
