– Боже! – Вспла-крикнула мама Гвидо. И согласилась принять стакан воды.
– К сожалению, это еще не все. Есть проблема гораздо серьезнее переломов, рассечений и гематом.
– Что вы имеете в виду?
Доктор вернулся в кресло.
– Видите ли… Я даже не знаю, как это объяснить…
–
– Потому что сам до конца не понимаю…
– Доктор, мне не нравится, как вы говорите.
– Признаться, подобное в моей практике впервые. Да и не только в моей: я советовался со многими коллегами и ни у кого такого не было. Никогда.
– Доктор, я не могу это выносить. – она заплакала. – Скажите, что с моим сыном.
– Миссис… В результате удара о стену. – доктор изо всех сил пытался подобрать слова. – Кх-кх У вашего сына произошло… Смещение позвоночника.
– ?
– Очень сильное смещение. Теперь все его тело… Как бы сказать… Давайте я лучше покажу.
Доктор выставил указательный палец и приставил к нему карандаш.
– Оно наклонено примерно нааа… – Наааклонил карандаш, прикинул, – 5,30 градусов от нормы. – Опустил еще немного. – И наклон с каждым днем увеличивается. – видя, что эта бедная женщина сейчас упадет в обморок, доктор попытался смягчить приговор. – Конечно, увеличивается совсем по чуть-чуть, и мы делаем все возможное, чтобы выровнять тело мальчика.
Он убрал карандаш и налил еще один стакан воды.
Ее маленькая головка пала на тощие колени. Не причесанные волнистые локоны свисали до кафеля, пропахшего моющими средствами, которыми смывают слезы мам, отцов и детей. Не забудьте проветрить помещение от их трагедий, а то духота невыносимая.
Вы хотите сказать, что теперь мой сын кривой? – не спросила она.
Да. – слил воду в раковину, боявшийся этого вопроса, доктор.
Собрав все силы, и волосы в хвост, она попросила.
– Я могу на него посмотреть?
Почему нельзя обойтись без этого?!
– Видите ли, сейчас не желательно. Лучше прийти…
Не говорите так – она посмотрела ему прямо в глаза. Так посмотреть может только мама.
– …Чуть позже. – довершил свою работу док. Довершил не думая, на автопилоте.
Вырвавшаяся от остальных прядь налипла на бледную горькую щеку.
– Вы хотите, чтобы я поехала домой с тем, что вы… Что вы только что сказали, даже не взглянув на него?
Неужели иначе никак?
Доктор сжалился – застегнул пуговицы халата и поступил по-человечески, оставив кофе на столе стынуть.
– Идемте.
Гвидо лежал в реанимации. Один. Три другие койки пустовали. От его, замурованного в гипс, буро-синего тела, как от ствола дерева ветви, распускались провода и шланги. Вибрировали и пищали мониторы. Его подростковые стертые стопы смотрели на уставшую бледную маму. Длинные ноги со сточенным торсом – расчерчивали по накрахмаленной простыни диагональ загипсованную-кривую–длинную-длинную-во весь рост. Эту диагональ перечеркивала прикованная к постели набухшая, обрамленная воротником, голова – в утробе которой он некогда сочинял картины. Голова лежала теперь без движения параллельно стертым подростковым стопам и перпендикулярно буро-синему месиву. Его тело догадывалось, что именно с ним произошло, что будет дальше и пыталось утаить это от матери, но разве возможно от них что-либо скрыть?
