– Тогда почему так группу назвали?
– Розумієш, у нас дуже добрі, позитивні пісні. І я вважаю, що досить непогані тексти. Є і російські, й українські. Розумієш, просто не хочеться, щоб усе це пропало. Хочеться грати, співати, нести людям позитив. А дурна назва приваблює увагу. І саме завдяки їй, чи частково їй, ми граємо зараз багато концертів. Про нас починають говорити. І говорити не тільки про назву, а й про музику цікаву, як на мене. А назва – це такий собі піар-хід.
– Ты не расстраивайся. Главное, что вы сейчас раскрутитесь. А потом можно и название поменять. Я, к сожалению, не знаю ваших песен…
– Тоді можна я тобі заспіваю трохи? Буду майже шепотіти, обіцяю. Ми все ж таки в кафе.
– Буду только рад.
– Пройде і це? Промине, промайне
Цяткою в мороці вічнім?..
Свічку постав. Пригадай і мене
Ніччю, короткою ніччю.
Онде твій порух руки (ще люблю!),
Он твоє свідчення тайне…
Тінь свою в ноги тобі постелю,
Взнаєш чи ні – не спитаю.
Щемно милуюсь, торкнутись боюсь —
Стиха молюсь (не минуло!).
В ніч повернусь – ніби порох займусь,—
Жодна душа не почула…
– Ничего себе! Это же замечательно! Ну, теперь я за тебя, за вас не боюсь. Глупостей вы точно не наделаете. Можете вашу группу как угодно называть. Здесь содержание любое название затмит. Я не большой любитель поэзии, признаюсь честно. Больше люблю прозу, но это даже меня пробило. Ты просто чудесна.
– Дякую дуже. Справді приємно, що сподобалось. Може, я більше не буду засмічувати свою голову неприємними мені думками про назву. І шкода, що не можу далі спілкуватися з тобою – хлопець за мною приїхав. Бачу його авто. Не сумуй. Все буде добре.
– Жаль. Спасибо за такой небудничный разговор. И за прекрасный литературный украинский язык.
– Дякую. Я сама ненавиджу суржик. Бувай. Молодець, що читаєш! Молодець, що Довженка та Винниченка. Ще раз бувай.
Э-э-эх! Ушла… Вот так всегда: поговорят с тобой нормальные – и сразу бросят, «не подняв». В смысле – толком не пообщавшись. Я пришел домой и сразу завалился спать. Правда, перед сном подумал, почему меня передернуло, когда Инга сказала, что играет на бандуре. В словосочетании «сексуальная бандура» меня смутило именно существительное, а не прилагательное. Я подумал: «Как? Что за бред? Она играет на бандуре?! Это же идиотство! В этой Инге явно что-то не так. Эффектная, стильная – и выбрала бандуру. На фига?» Но после беседы с Ингой мне стало как-то стыдно за мои первоначальные мысли. Знаю, что у многих моих знакомых была бы точно такая же реакция отторжения при слове «бандура». И это неправильно, это стыдно. Потому что реакция отторжения должна быть при словах: «Я работаю служанкой, нянечкой, официанткой, уборщицей в Америке, Германии и т. д.» Или вот наша соседка ВОСХИЩАЕТСЯ, что дочь ее подруги работает проституткой за границей. Говорит, молодец – маме помогает, деньги присылает. Вот что должно быть стыдно – быть дерьмом. На меня очень сильно повлиял разговор с Ингой. И, засыпая, я решил: только выдастся свободное время – обязательно схожу послушать игру на бандуре. Как бы это глупо и немодно ни было для кого-то.
