– Ну, месть, – нехотя буркнул Дженга.
– Ах месть!
– Ну да.
– Слушай, мой дорогой, напоминаю, если забыл. Я – Валькирия, вождь, который создаёт страну Эусгард, свободнуюот бандитов. Знаешь, что такое строить завод в чистом поле? Нужны формирователи, электростанции, роботы, понимаешь, дубина? Этих ублюдков, – она махнула рукой вдаль, – мы покромсаем не ради моей мести. Мы заберем у них оборудование, которое нам до зарезу. Усёк?
– Ладно, ладно, не злись, – Дженга смиренно кивнул.
Валькирия повернулась к планшету, успокаиваясь.
– Ну, и месть, конечно, тоже, – добавила, помолчав.
Ночь выдалась тёмная, светили только звёзды.
Дженга и Валькирия лежали под колючим жестким кустом, припав глазами к биноклям.
– Укладываются, – сказал Дженга.
– Твой план смел, – заметила Валькирия. – Думаешь, клюнут?
– Эти долбаные эбрайлы. Может, клюнут, а может, и нет. Должны.
– Ладно, – трапперша оторвалась от бинокля, посмотрела на степь. – Нам немного-то и надо. Наш кулак лучше организован, наши бойцы – опытные вояки. И у нас есть кое-что, чего точно нет у бандитов.
В степи раздался протяжный вой.
– Кшива начал, – сказал Дженга. – Щас бандиты потянутся туда всеми чувствами, будут вслушиваться, пока не надоест. Часть банды наверняка ломанется поглядеть поближе. Вот дичьё! Низшие подрались, какое важное событие.
Немного выждав, они поднялись и, низко пригнувшись, быстро побежали вперед. За ними послышался шорох травы, это двинулся следом десяток воинов кулака Валькирии. Сейчас они походили на больших ящериц с дополнительными руками впереди, сжимавшими автоматы с глушителем.
В недрах раскидистого кустарника стоял на треноге уродливый пулемет. Оружие имело два ствола – длинный и короткий, – угловатый корпус и несколько ручек. Конструкция с первого взгляда наводила на мысль о кустарном производстве. Впрочем, с учетом своеобразного эбрайлского понимания технической красоты, внешний вид мог быть весьма обманчив.
Рядом с пулеметом меж ветвей притулился постовой – покрытый толстоволосой жесткой шерстью многорукий бандит. Глаза его, разбросанные по лицу, груди, плечам и некоторым рукам, выражали дремотную статичность.
Внезапно разрезавший ночную тишину вой за лагерем заставил эбрайла встрепенуться и, повертевшись, уставиться по направлению этого шума. На голове поднялись длинные уши, но ветки мешали им толком развернуться. Когда вой перерос в рычание, причем уже не одного, а двух-трех больших существ, пулеметчик заворчал:
