– Конечно. Палата номер 49.
– И, доктор… – сказал я, уже сделав шаг от него. Быстро прочитал на его бейджике фамилию, имя и отчество. – Вячеслав Семенович, я бы хотел оплатить всё его лечение. – Я забросил кисть сначала в свой карман, а потом в карман врача. – Уверен, вы проследите за этим лучше кого-либо.
Как только моя рука покинула карман доктора, он тут же сам запустил в него руку и убедился по плотности пачки банкнот, что и Пахомова он вылечит, и сам не простудится. Его лицо не изменило серьезности вида, но в голосе появилась доброта:
– Не переживайте. Он скоро поправится.
И он помчал по своим не терпящим отлагательств врачебным делам.
А я направился в палату номер 49.
В ней были три койки – две пустые, а на третьей располагалось знакомое тело.
Пахомов лежал в больничной пижаме, с замотанной в гипс рукой. Волосы выглядели более ухоженными, чем вчера. Видать, причесали.
– Добрый вечер, – я приблизился к его койке.
Он молчаливо похлопал глазами, не понимая, кто его приветствует, и боясь новых неприятностей. Которые, как он, несомненно, знает, могут прилететь неожиданно из ниоткуда.
– Я вчера привез вас сюда. Вы лежали на асфальте, без сознания.
– А, спасибо, спасибо! Здоровья вам крепкого. Век буду помнить, не забуду, – весело затараторил старик.
– Вы помните, как это произошло? – произнес я с волнением, вызванным моим лицемерием и всё еще не погасшей боязнью быть разоблаченным.
– Да деваха какая-то… но красииваяяя! – мечтательно затянул он с хитрой ухмылкой. – Прям волосы белые такие, длинные. И едет, дурында, на меня прямо… на дорогу не смотрит.
– А машина какая?
– А черт их разберет, эти ихние мерседесы… и что там еще… не знаю я. Но иномарка – это точно. Я таких советских машин не видал.
Стук молоточком – дело закрыто за недостаточностью улик.
Но уходить я не торопился. Чувство вины перед этим стариком не позволяло мне постыдно сбежать.
– Как зовут вас?
– Михал Михалыч меня звать.
– Михал Михалыч, я работаю в фонде социальной помощи. И раз уж мне выпала такая возможность почувствовать себя героем, привезя вас сюда, то я хотел бы воспользоваться своим служебным положением и выделить вам материальную помощь.
Не выдавать же ему истинную причину моей щедрости – чувство вины.
Пациент Пахомов слушал меня с непонимающими глазами.
– Короче, лечение оплатим, – буркнул я, – и так еще денег дадим.
– А! – оживился Михал Михалыч. – Деньги? Мне, что ли?
– Вам. За лекарства можете не беспокоиться, это мы возьмем на себя. А это вот… – я достал из кармана еще одну пачку денег и аккуратно вложил ему в ладонь, – это вам.
