– Да. Я их беру из эмэсчегэ.
– Угу. И мой тоже оттуда?
– Должен быть оттуда. Других источников у меня нет. А что? Опять задача?
– Есть.
– Серьёзная или смешная?
– И та, и другая.
– Скажи.
– Голос моего ладонеглядки – голос живого человека. И я с этим человеком недавно познакомился.
– Да ну?
– Ну да.
– Значит, где-то случился прокол. То есть, живого человека списали в неживые. Хотя… знаешь, я и пропавших без вести вставлял в ладонеглядки. Вроде бы пропали, а – вот они. Но у меня установка: чтоб не меньше года минуло с тех пор, как пропали.
Любомир Надеевич помедлил с продолжением разговора. А потом весело сказал:
– Спасибо тебе за голос.
И выключил связь повелительным словом, вместе с ладонеглядкой в целом:
– Выключись.
Потом дунул на ладонеглядку и сказал:
– Включись.
Глава 35. Голосовое общение
В ГУЖиДе, на улице Фёдора Конюхова, в почти безлюдном помещении голосового общения появились два человека. Один, средних лет, но лицом обросший и с глубокими смыслами в глазах, другой, с виду постарше, но с любопытными искорками в жадных очах. Они подолгу калякали в уголку. С целую вырезку к востоку от полудня. Обедниковую. На следующий день их свидание повторилось. Вечерком.
О чём говорили эти люди, и откуда взялись?
– И что же, милый Любомир Надеевич? – вопрошал человек, обильно обросший, но годами нестарый, – Что лучше? Что прикажете творить в нашем с вами обществе?
А. Один из них, оказывается, наш господин Ятин. Почти неузнаваем. А кто второй?
– Лучше, всё-таки голосом, дорогой искусник. Нет, грёзоискусство, вне сомнения, само по себе, занимательное дело, но песню заменить не может.
Угу. А второй, значит, знаменитый деятель грёзоискусства, известный нам только вскользь, да и тут мы видим его несколько сзади, лишь угадываем линию лица. И как зовут его?
– Да, любезный Данислав Всеволодович, – продолжил Ятин, – путешествие в Дикарию, действительно, повлияло на ваше творчество. Песнями вашими заслушаешься. Цены им нет.
Данислав Всеволодович покивал головой.
Вот и познакомились.
Дополним его имя: он Без-Порожный. Данислав Всеволодович Без-Порожный. Искусник с недавнего времени действительно стал сочинять песни. Многоголосия. Почувствовал он, что настала его новая, счастливая пора. Да, самая настоящая длительность его существования, а не просто сладкое ощущение успеха в обновлённой сочинительной деятельности. Он делал это с упоением, совершенно не отягощая себя творческими муками. Тем более что подробная разработка не требовалась. Он придумывал только напевы, иначе говоря, погудки. Хороши они, свежи, и легко запоминаются. А дальнейшее их выражение намечалась произвольной, на усмотрение исполнителей, иначе говоря, народа. Здесь и предлагалась как бы связь с народом, единение, соучастие. Ему нравилось его нового рода сочинительство, и он того не скрывал ни раньше ни теперь, сияя глазами пред очи Ятина и кивая головой.
