Следующим утром соседей позвали, и поганых тоже, детишек подобрали, снарядились, и в путь. Ещё издалека увидели с краю горады столб наподобие камня великого, а вокруг – свору косолапых. Занято зверьё. Едят дармовую добычу. Ну, коль еда к ним подоспела, значит, на нас зариться не станут. Подошли поближе. А жрут-то человеченку-то. И шакальё поодаль выжидает с поджатыми хвостами. Девчонка снова плачет. И мы все в слёзы ударились. Креститься начали, а поганые соседи очи свои в небо возвели, и руки на груди сложили. Нет, помочь никому из тех людей нет возможности. Мёртвые они. С жуткой высоты попадали. Воротились мы назад, самогонки попили за упокой душ безвестных. Девчонка тоже отведала и разом успокоилась. Снова заулыбалась, как при первом нашем свидании. И уговорились мы с ней не ходить к той гораде целый годок, пока не зарастёт беда.
Живёт подкидышка у нас до сих пор. Одна ходит каждый год на гораду. Цветов наберёт охапку и – туда. Косолапых не боится, наоборот, они её обходят стороной. По-русски болтает – почище нас. Но замуж ни за кого не выходит. Будто ждёт чего. Да и выходить-то не за кого. За сынка поганых, что ли? Не дорос. Нет, побережём девчонку немного.
– Побуду здесь денёк-другой, поразузнаю о том, о сём, да и привезу бывшую немку, а нынче нашу, сюда, если самому понравится; какая-никакая, но Гужидея, её бывшее родное коренное вещество, – заключил мужик рассказ про высоколёт, – для того и добрался сюда.
Некоторое время, прямо скажем, всего с чуток, оба молчали. Потом бородатый гость встал из-за стола, откланялся и повторил благодарствие:
– Спаси тебя Господи за доброту твою.
– До свидания, – ответил местный обитатель и тоже подался из-за стола. Стоя, окунул напёрстник в нарочно тут приделанное гнёздышко и прищурился на ладонеглядку. Прибыток почти не уменьшился.
По-прежнему ступни вкушают щекотливую прохладу травы, остальное тело радуется ласковому прикосновению к нему лёгкого тёплого ветерка. Легонько шевелятся листочки на прирученных деревьях. Мягкий свет исходит из неяркого искусственного солнышка, передвигающегося под скорлупой, расчерченной на вырезки, подобно каждому ладонеглядке. И мысли отдыхают от пережитого за первые полдня. Но, между тем, потихоньку всплывает меж них прежнее и, по сути, главное намерение: податься в ПоДиВо. Тот вопрос решён, и сомнению не подлежит. Единственно, что он пока не понял в желании своём – задачу о долговременности. Едет погостить или вообще?
