Ятин был удовлетворен полётом. Дёшево-то. Напёрстник почти не потратился. Зато приобретённое ощущение, – богатейшая подпитка. Нигде подобного не вкусишь. Каждый отдельный вздох тебя до слёз восхищает полнотой ощущения свободы, о существовании которой ты ранее не мыслил, хотя, может быть, и догадывался. А продолжительное дыхание на высотах независимости – накапливает в тебе закрома неограниченного сладкого приволья до опьянения. Ты – один, и ты – всё. Редкостное обстоятельство. Будто нисколько не нужна тебе земная кора обитания с его отлаженным «Гражданственным устройством жизнедеятельности», иначе говоря, Гужидеи, где раньше ты, казалось бы, и горя не знал. И, манящая неизвестностью, Подивозь, куда ты намеревался выйти погулять, пожалуй, тебя не дождётся да опустит уставшие распростёртые длани от предполагаемой тёплой встречи. И вообще любое другое чего-нибудь становится непривлекательным. А заодно рождается и вовсе неожиданное открытие в собственных намерениях. Вот же, вот, где остаться бы жить до конца времён. Да. И нечего сомневаться. Здесь ты видишь как раз то, чего тебе до боли недоставало в прежней жизни. В утробной, детской, юношеской, трудовой. То, к чему ты постоянно и неосознанно испытывал голод! Вот он, оказывается, тот выход. О нём ты смекал дома, в тёплой купальне, утречком, когда ставил точку на решении пуститься в странствия. Но почему-то предполагал места «Порядка дикого возделывания», «Подивозь», таинственную, страшноватую и заманчивую. Кабы раньше ты разузнал о привольной жизни в Андии, да в свое время кто поведал бы тебе о ней, – и думать бы ни о чём другом не думал, и в мыслях ничего иного бы не помышлял!
Любомир Надеевич кинул взор на ладонеглядку. Светящаяся точка в «суточном круге» уткнулась ровно в то же место, куда указывала в тот час, когда нынешний путник только проснулся у себя дома. Стояла прямо на востоке. «Хм, даже стремнина времени остановилась», – подумал он, окутанный свечением счастья.
– Скажи, а что ты испытываешь сейчас? о чём свидетельствует твоё сияние? – полюбопытствовал вольный и уверенный в себе голос из ладони.
– То, что и ты всегда, – сходу нашёлся Ятин, таким образом отмечая неизменную свободу и независимость в говоре жильца его ладони, и ощутил удовлетворённость, которой много кто позавидовал бы, если бы удостоился о том знать..
– Ага, значит, нам с тобой действительно есть о чём поговорить. О свободе и независимости?
