-Говори, сын божий, – намекая, что все люди – дети великого бога Иеговы, сказал один, – мы с удовольствием послушаем тебя.
Второй фарисей, одобряя слова первого, согласно закивал головой.
-Уважаемые, – начал несмело Иисус, – насколько мне известно, от моего отца, в Законе только две главные заповеди, а всё остальное только вытекает из этих двух.
По мере того, как говорил Иисус, его голос становился всё твёрже и твёрже, а глаза блестели всё ярче и ярче.
Настала тишина. Все слушатели открыли рот от такого заявления.
-Ну-ну, молодой человек, – растерянно проговорил один фарисей, – мы слушаем тебя.
– Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всей душою твоею! – вдохновлено произнёс Иисус слова Гиллеля, которые часто повторял его отец.
Все молчали, поражённые словами Иисуса.
-Ну, а вторая, – пробормотал всё тот же фарисей.
-Возлюби ближнего своего, как самого себя!
Стоило Иисусу произнести последние слова, как толпа ахнула. Поднялся восторженный шум. Все кинулись к Иисусу, и каждый желал погладить его по голове
-Каков пострелец! – Воскликнул стоящий перед Иосифом молодой мужчина, – вот это утёр нос книжникам.
-Чей это сын? – спрашивали люди друг друга, – кто отец столь умного мальчика? Покажите нам этого почтенного человека.
Иисус на всю свою жизнь запомнил, какой гордостью горели глаза отца, когда люди подходили и поздравляли его.
-Ну, сынок, ну порадовал ты меня, – всю дорогу домой только и повторял отец. Учись Иисус, видимо у тебя есть большие способности к этому делу. Кто знает, может из тебя великий пророк Израиля вырастет.
Слова фарисея – сын божий и слово отца – пророк навсегда запали в душу Иисуса, и он никогда не забывал о них.
Вскоре после их возвращения из Иерусалима, отец внезапно заболел, и его свалила острая боль в правом боку живота. Промучившись несколько дней, он скончался.
-Иисус, – прошептал он прежде, чем впасть в беспамятство и умереть, – ты остаёшься старшим. Помогай матери и будь мудрым. Царь…,– тут отец потерял сознание и Иисус так и никогда не узнал, что хотел сказать напоследок отец, но с того дня в его голове прочно засело сын божий – пророк – царь.
Забота о четырёх младших братьях и двух сестрах не оставляли ему много времени для рассуждений, но, подрастая и взрослея, он ни на секунду не оставлял убеждения о своей божьей исключительности и эта вера, с годами, становилась всё крепче и крепче. Вначале это заметили домашние. Братья не упускали случая посмеяться над его амбициями ( за глаза, конечно ) и называли его сумасшедшим (1). Потом это заметили соседи и знакомые и не упускали случая сказать матери: – Да, твой старшенький сынок, наверное, самого Шаммая (2) хочет переплюнуть.
