Аспен вздрагивает, ее маникюр цвета шоколада впивается мне в грудь.
— Кингсли…
Она замирает, и я делаю паузу, но не убираю язык с ее щеки.
И причина в том, что она только что простонала мое имя, как напев, молитву, или что-то среднее. Мне плевать, потому что она только что вручила мне карту «вседоступности», и я намерен ею воспользоваться.
Мои губы скользят вниз, оставляя влажный след на ее лице. Я покусываю ее щеку, затем облизываю пострадавшее место, продолжая свой путь к ее губам.
И как раз, когда я собираюсь поглотить ее губы на обед, мой телефон вибрирует.
Она вздрагивает, и я ругаюсь себе под нос.
Несмотря на то, что я намерен проигнорировать звонок и вернуться к поеданию Аспен, именно она отталкивает меня, обе ее изящные ладони ложатся на мои грудные мышцы.
Я достаю свой телефон, намереваясь проигнорировать звонок. Когда Аспен пытается отстраниться, я удерживаю одну из ее рук в заложниках на своей груди.
Ее запястье тонкое, хрупкое, и я начинаю замечать, какая она стройная. Она похудела?
Или, может, она всегда была такой, а я только сейчас обратил на это внимание? Конечно, раньше я не воспринимал ее как женщину, а скорее, как постоянную головную боль и досадное осложнение.
Поправка, я не видел в ней женщину, в которую я хотел бы вогнать свой член.
Для меня она всегда была женщиной. Неприятной, но, тем не менее, женщиной.
Признаться с тех пор, как я узнал, что она мать Гвен, той самой роковой женщины, которая сыграла главную роль в незабываемой ночи моей жизни в эротическом/триллере, все изменилось. Я не только хочу трахать ее с ненавистью, пока мы оба не кончим, но мне также необходимо как-то контролировать ее.
Любым способом.
Я отказываюсь верить, что это нежелательное напряжение и разрушительная энергия как-то связаны с какими-то нерешенными проблемами из прошлого. Я просто не позволяю своему мозгу такое позорное поведение.
Имя, мелькающее на экране, убивает мои мысли и почти убивает мой стояк.
Почти.
Аспен видит «АНГЕЛ», написанное большими буквами, и прекращает свои попытки убежать от меня.
Я прочищаю горло, думаю о пожилых женщинах, скотоложстве, некрофилии и Сьюзен.
Последнего достаточно, чтобы усыпить бдительность мальчика.
— Папа! — Гвен визжит с другого конца линии с заразительным волнением.
— Кто это?
— Что…? Это я, папа.
— Я думал, полиция звонит, чтобы сообщить мне о твоем исчезновении, поскольку ты, похоже, забыла о моем существовании.
Аспен закатывает глаза. Гвен разражается смехом.
