Вместо того, чтобы ехать прямо к базе Янаки на берегу залива, Колян свернул к большому супермаркету. Обогнул длинное приземистое здание, и по наклонному пандусу въехал на автомойку. Роль-штора за ним сразу же опустилась.
— Чуток замаскируемся, — пояснил водитель и открыл свою дверцу. — Лимик наш засветился, так что надо бы пересесть.
К такому решению я отнёсся уважительно. Эти русские знают толк в партизанской войне…
Нам тут же подогнали другую тачку. Грузовичок с открытым кузовом, забитым коробками. На коробках был логотип: рыба, попавшая на удочку…
Колян снова сел за руль. Пришлось повозиться: дородный дядька едва умещался на тесном водительском сиденье.
Мы с Фудзи, как послушные дети, устроились сзади.
Минут через тридцать вновь были в окрестностях Осаки — въезжали в широко распахнутые ворота рыбзавода…
— Сверху могут наблюдать с дронов, — предупредил Колян, когда Фудзи уже взялся за ручку двери. — Заедем в гараж.
…Сначала я долго отмокал в ванне. Тело постепенно расслаблялось, мышцы переставали болезненно ныть, а из груди уходило муторное горькое чувство, что я проиграл.
Ничего. Всё ещё впереди: Тикю оказался крепким орешком.
Если так пойдёт и дальше — Шиве просто не удастся раскачать лодку. Или ему придётся действовать тоньше. Проникнуть в кулуары власти, попытаться разрушить систему изнутри… Эта мысль мне не понравилась.
Надо будет расспросить народ, как у них насчёт коррупции… Скорее всего, об этом осведомлён Соболев. И Хякурэн.
При мысли о девушке в груди что-то заныло.
Тебе ничего не светит, Чёрный Лис, — это была не интуиция. Просто мысль, подсказанная здравым смыслом. — Она смотрит на тебя, как на подростка. И вряд ли будет ждать, пока ты вырастешь.
Я поймал себя на том, что уже планирую свою жизнь в этом мире. Думаю о девушке, предвкушаю взросление…
Сев в горячей воде, я намылил лицо так сильно, что защипало в глазах. Думать такими категориями — для посланника недопустимо. Нельзя привязываться к миру. Нельзя заводить прочные связи, обрастать друзьями и близкими. Это связывает руки. Заставляет ставить личное выше общественного.
Корпус этого не допустит. И может наказать очень жестоко: лишить статуса чрезвычайного посланника, перевести на канцелярскую работу. Нарушение Устава чревато тем, что можно навсегда застрять на Ёшики в синт-оболочке, без права выхода в живое тело.
