Вдоволь насмотрелся волжанин на священный лотос – национальный цветок Индии, на павлинов с резкими неприятными голосами, полосатых тигров, огромных слонов, на плантации специй – гвоздики, перца, имбири, кардамона, муската, бетеля и прочих.
Несомненно, русский стрелец познакомился с Аюрведой, традиционной индийской медициной, приёмами которой его лечили от случавшихся с ним хворей.
Насмотрелся на удивительных йогов, всяких факиров, риши, садху.
Дивился огромному множеству местных богов, богинь, божков и святых – таковых тут многие тысячи или даже миллионы: Брахма, Вишну, Шива, Индра, Сурья, Яма, Агни, Варуна, Ваю, Кубера, Сома, Кали, Митра, Кама, Ганеша, Лакшми, Парвати, Сканда, Сарасвати, Варуна, Бхага, Рама, Хануман и тьма-тьмущая иных.
Но русич стойко хранил свою веру, соблюдал втайне православные обряды.
Справедливо сказано, всякое диво – диво на три дня. А волжанин в Стране чудес прожил аж девять лет. Несомненно, местная экзотика ему довольно скоро изрядно надоела, а затем сделалась хуже горькой редьки. Провести оставшиеся годы на берегах священного для индусов Ганга ему не хотелось, он вспоминал привольную гладь Волги, в которую впадает маленькая тёмноводная речка Самарка, давшая своё имя его родному городу. Тянуло на родину. И с каждым днём всё сильнее. Он искал пути возвращения домой.
Стрелец никому не открывал свои истинные чувства: многие восприняли бы их крайне неприязненно, ведь волжанин пребывал в окружении тех, кто считал христиан «кафирами», это синоним слову «гяур», которое в ходу в исламских странах, расположенных к Западу от Средней Азии.
И вот невольник в силу своих заслуг получил желанную свободу. Теперь его возможности расширились.
Русич всё подготовил, воспользовался случаем и, придумав внешне благовидную причину, добился получения отпускной грамоты. Затем двинулся по пути, уже проделанному им невольником, но в обратном порядке и уже свободным человеком. Несомненно, по той причине, что дорога была ему относительно неплохо знакома.
В Бухаре Пётр прожил три года, до середины 1680-х годов. Женился – на «казанской жонке Анне Никифоровне». По-видимому, вначале он намеревался осесть тут всерьёз и надолго. Но всё же позже перебрался ближе к отчему дому – в Хиву, где прожил некоторое время, ожидая удобного случая.
И тут повернулась оказия: в 1669 году хан Хивы принялся собирать посольство в Москву. Ему указали на просто незаменимого человека: умного, много знающего и к тому же толмача, владеющего русским и восточными языками.
