– Иду-иду! – откликнулась она на громкий голос Андрея, уже стоящего в дверях и нетерпеливо притоптывающего ногой.
Убрала дневник в сумку, тщательно застегнула, подумала мельком, что так и не узнала у Гая, как он ехал сюда – его ведь не было видно ни в поезде, ни в экипаже! И как он будет добираться обратно?
И застыла, сообразив, что не расспросила домового насчёт выпихивания трупа из окна, да и вообще об обстоятельствах смерти Стеллы. Это ведь всё в доме происходило, так почему он молчит?
Тряхнула головой, мол, успею ещё! И пошла завтракать.
Возможность уехать из Снигирей в ближайшее время чрезвычайно приободрила гостей.
К завтраку спустились все, даже Корнелий, с невиданной красоты лицом, больше похожим на подушку. Наталья Петровна посмотрела на него с сомнением, покачала головой и долго над чем-то колдовала у плиты. Потом принесла художнику персональный стакан с желтовато-бурой смесью самого подозрительного вида, сунула в руки и сказала сурово:
– Пей!
Тот заглянул в стакан с сомнением, зажмурился и заглотнул одним духом. Лицо его побелело, покраснело, щёки надулись, а глаза выпучились. Несколько секунд Корнелий сидел недвижимо, все завтракающие оставили в покое свои яичницы и сырники, и с тревогой за ним наблюдали.
Наконец Васильев отмер и сказал:
– Бр-р-р! Спасибо, Наташенька, спасительница! А мяса жареного нет?
Экономка захлопотала у плиты, оживившийся Вадим тоже попросил мяса, а за ним и остальные, так что завтрак стал плавно перетекать в подобие обеда.
За этим всех и застал приехавший старший инспектор. Увидев Коваля, гости поскучнели и уткнулись в тарелки – видимо, никому не хотелось вспоминать, что два дня назад здесь, в этом доме, убили молодую и красивую женщину, собиравшуюся с ними вместе праздновать равноденствие. Инспектор нашёл глазами Елену и кивнул ей. Она одним глотком допила кофе и выбралась из-за стола.
– Пойдём, прогуляемся, – предложил Коваль.
Оказывается, на улице вовсю наступила весна.
Птицы орали, как сумасшедшие, сияло голубое прозрачное небо, какое бывает только весной, снег отступил, оставив почерневшие языки только там, где залегала глубокая тень… Лена глубоко вдохнула и зажмурилась, подставляя лицо солнечным лучам.
– Рассказывай, – предложила она.
Коваль хмыкнул.
– Ну, хорошо… Значит, для начала о Марковых: мальчик – сын Аллы от первого брака. Владимир его усыновил, но заниматься им не считает нужным.
– Понятно.
– Он всё ещё судится с пациентом, вернее, пациенткой, из-за «неправильного лечения», извини, вникать в подробности я не стал. Сюда приехал, в первую очередь, из-за Левинсона, надеялся если не уломать того взять на себя ведение дела, то хотя бы проконсультироваться.
