В новостях по телевизору не показывали ничего нового. Всё те же кадры – только оторванная рука уже размыта кубиками – и «Скорые», в которые грузят носилки с оборотнями. Всё то же число пострадавших, плюс трое, обратившихся в больницу с легкими травмами.
Попытки читать или слушать музыку с треском проваливались. Мысли упрямо возвращались к Шольту. К пересказанным Славеком словам Анджея: «Раньше был романтиком, но жизнь из него даже доброту выбила». Интересно, что его толкнуло на первое нарушение долга, на лжесвидетельство? Влюбился с первого взгляда? Пожалел не совсем сторчавшегося виса? Вероятнее всего, отец Йонаша был хорош собой, раз сумел вскружить голову полицейскому при исполнении служебных обязанностей.
Описанная Славеком семейная жизнь Шольта казалась Ахиму адом. Он с подросткового возраста знал, что зависимость от наркотических веществ развивается у висов едва ли не с первой понюшки или глотка. Избегал любых предложений попробовать, рвал знакомство с теми, кто подсаживался на «пыль». Пусть хоть сто раз говорят, что для волков она в умеренных дозах безвредна. Ахим однажды видел, как у благополучного одноклассника сорвало крышу, и предпочитал держаться в стороне от бомб с аконитовым детонатором. Жить с наркоманом? Надеяться, что тот избавится от зависимости, родив ребенка? Да уж, Шольт был беспросветным романтиком. Или попался в ловушку истинной связи.
Размышления преследовали Ахима даже во сне – он вновь и вновь оказывался на площади перед храмом в день богослужения, видел Шольта, идущего по парапету, шаг, переходящий в бег, прыжок. Во сне не было взрыва и криков. Ахим знал, что Шольт нашел своего омегу, и, отчаянно работая локтями, пытался пробиться через давку. Посмотреть. Взглянуть в лицо. Понять, чем привлек.
Глава 8. Опекунство
Утром Ахим взял на вооружение совет Славека «прислушиваться и задавать вопросы». Он подкараулил Анджея, подошедшего к окошку за кофе и вчерашними пирожками – высматривал по камерам – и изобразил случайную встречу.
– Как дела у пострадавших при взрыве? Вы же, наверное, лучше других знаете.
– Всех прооперировали, – устало ответил Анджей. – Гражданские в порядке, Шольт в реанимации. В отделении реконструктивной хирургии. Сегодня будет консилиум, решат, обращать в волка или держать в искусственной коме в двуногом теле.
– А что лучше? Извините, что пристаю, но мне узнать не у кого. Сам я ничего в этом не понимаю.
– И так плохо, и так плохо, – синяки под глазами Анджея свидетельствовали о бессонной ночи. – Обращают под препаратами, искусственно замедляя процесс. Чтобы сшитое не рвалось, а сращивалось. Обезболивающее не действует, процедуру запоминаешь на всю жизнь. Я потом полгода превращаться боялся. А если оставят, как сейчас, в коме год держать могут. Срастается все медленно, а чем дольше в коме, тем вероятнее, что Шольт при пробуждении обратится, и все сшитые вены и сухожилия себе порвет. Такое бывало. Волк верх берет, замедлители не помогают.
