1920 год
Иркутск, 3 января
Все длится восстание, углубляется, кровь, кровь... Пришли семеновцы, пришли на вокзал японцы -- все то же самое: тот берег в руках эсеров. Знаменское предместье -- тоже. Ежедневно идут бои, повстанцы из-за Ушаковки наступают на Иркутск, их отбивают. Стреляет наша артиллерия через город, а пули подчас долетают до центра. Между прочим, я нашел ружейную пулю в своем кабинете в Летучей мыши -- валялась на полу у самого стола. Вчера правительство (тройка) уехала на вокзал совещаться с союзниками. Сегодня узнаем, в чем дело.
Постоянно бываю в Модерне, беседую, наблюдаю. На первом плане повсюду -- Червен-Водали, держит себя молодцом, но, к сожалению, имеет при себе Язвицкого, который ежеминутно может наделать любую глупость. (9 ч. 45 м. д.).
Кончается. Перемирие по нашей инициативе. Японцы решительно не выступают. На семеновцев надежд нет: их мало, а часть (180 человек) даже перешла к революционерам. Здешний гарнизон слишком мал для обороны города и тем более для наступления. Время работает уже на них. Беседовал с Червеном. Наверху, в Модерне, Волков, Кочнев, Коробов, Червен и я. Тяжело было. Дыхание обреченности, безнадежности. Союзные комиссары держатся, в общем, холодно, недружелюбно. Лучше японец и англичанин. Отвратителен американец Гаррис и француз Могра. Правительство одиноко, и даже буржуазия жертвует на большевиков и эсеров.
Пришла пора -- ничего не поделаешь. Большевизм побеждает, победит -- я, по крайней мере, в этом почти не сомневаюсь. Он объединит Россию -- честь ему и слава! Боже, как глубоко все ошибались, ничего не поняли. (10 ч. в.).
Иркутск, 4 января
Тяжело на душе. Окончательно рушится привычная идеология, отвергнутая, разбитая жизнью. Уже давно сомнение закрадывалось в душу, но теперь уже ясно: большевизм побеждает и вооруженная борьба против него не удалась. Скрывать от себя дальше эту истину просто бессмысленно, глупо.
И острый личный вопрос: что же делать, если сегодня окончательно завершится капитуляция правительства? Допустим, что можно будет уехать на Восток -- согласно условиям, которые удастся выклянчить при помощи союзников. Но зачем ехать? Служить делу, в которое не веришь, которое считаешь вредным, уже безвозвратно проигранным? Мириться с Семеновым, когда в душе -- ни грана симпатий к нему, особенно после последних дней, когда так беспощадно обнажилось его полное бессилие? Защищать гражданскую войну, когда ясна ее пагубность для страны?
