— Ты меня прости, — сказала она ему. — Тебе сегодня попало…
Он был старый, умный и всепрощающий, как пес. Они с Лидией всегда понимали друг друга.
Она погладила его по пыльному боку и вытряхнула из пачки сигарету. Уже вчитавшись в текст, который надлежало переписать, она вдруг вспомнила про телефонный звонок.
Нет.
Речь шла явно не о футболе.
* * *
— Егор Степанович, я вам больше не нужна?
Он не сразу сообразил, что кто-то о чем-то его спрашивает.
Секретарша застыла в дверях с каменной неподвижностью, как жена Лота, обратившаяся в соляной столб.
— Что? — спросил он, помедлив.
Так и есть. Она осмелилась нарушить суверенные границы монаршего кабинета и сделала это не вовремя. Самое легкое наказание — казнь на электрическом стуле.
— Вы что-то сказали? — переспросил он с убийственной вежливостью. — Или мне показалось?
Секретарша у двери совсем перепугалась. Он чувствовал, как волны ее паники разливаются по кабинету и вот-вот достигнут подножия трона — кресла, в котором он сидел.
Ему стало ее жалко.
Нагнал на всех страху, ничего удивительного нет в том, что теперь от него шарахаются сотрудники. А секретарша как раз и ни при чем. Запугивать ее совсем не входило в его планы.
— Вы домой хотите уйти? — спросил он почти человеческим голосом, и она судорожно закивала, боясь не угодить даже словом.
Он усмехнулся.
— Идите, — сказал он, опуская глаза на разложенные бумаги. — Только оставьте где-нибудь на видном месте мое завтрашнее расписание.
Даже не глядя на нее, он понял, что паника ее отпустила.
Она была отличной секретаршей — умненькой, вежливой, хорошо вымуштрованной в той секретарской школе, где ее обучали ремеслу, но держать удар не умела совершенно.
Егор еще не решил окончательно, что будет с ней делать — воспитывать или увольнять. Впрочем, можно не увольнять, а подарить кому-нибудь из замов…
— Расписание, Егор Степанович, — тоненьким голосом сказала она от двери в кабинет и почему-то пристроила папку на край стола для совещаний.
— На мой стол положите, — приказал он, начиная раздражаться. — Спасибо.
Тихо, как мышка, она прошмыгнула по иранскому ковру, устилавшему кабинет, к его столу и беззвучно опустила папку, придавив вчерашние факсы, которые он еще не видел, а должен был бы посмотреть с утра.
Шеф продолжал пялиться в бумаги, а на нее даже не глянул.
— До свидания! — освобождение произнесла она от двери.
Он кивнул.
В приемной что-то зашелестело, открылась и закрылась дверь шкафа, тоненько запахло какими-то сладкими детскими духами — он ненавидел такие духи, — глухо протопали по ковру каблучки, вежливо скрипнула тяжелая дубовая дверь.
