Судьба Ивана неизвестна. В медсанбате его нет. Фаизов погиб. Вообще, в живых на высоте осталось лишь одиннадцать человек, не считая тех раненых, которых успели отнести в расположение. И все одиннадцать имели ранения различной степени тяжести.
На пятый день, когда Гаврилов смог членораздельно говорить, он обратился к подошедшему Кузнецову:
– Товарищ старший лейтенант! – помолчал немного и, набравшись сил продолжил, – я спасибо сказать хотел, за то, что вытащили.
– Семен, я смотрю голос прорезался? – улыбнулся командир. – Не за что. Сочтемся.
Гаврилов заметил, что в госпитале, говоря о нем, уже никто не называл его «Малой» – либо по фамилии, либо по имени. До этого момента почему-то не обращал на это внимания, а тут как осенило. Кузнецов же продолжил:
– Как себя чувствуешь?
– Будто все тело продолжает гореть.
– Ну, и напугал же ты меня… Думал и второго Гаврилова потеряю…
– Вы про Петра Михайловича?
– О! Я смотрю и имя запомнил, – рассмеялся старлей. И уже обращаясь к Авдееву: – Федь, я ж тебе говорил, сообразительный красноармеец.
– Да я уже заметил, – отозвался тот, – когда с подкреплением из расположения возвращались, без лишних вопросов, на лету схватывал все, что ему говорили.
– Да, про Петра Михайловича, – чуть помолчав, сказал Кузнецов уже Семену. – Войну я встретил на границе, в Бресте. Он был моим командиром. Даже не командиром – учителем. Вырваться из ада, что там творился, мы смогли только благодаря ему, – он с небольшой группой бойцов прикрывал наш отход. Они в контратаку пошли, а я в это время выводил группу раненых. Не знаю, жив ли сейчас твой однофамилец…
В последующие дни Гаврилов уже активнее принимал участие в беседах Авдеева и Кузнецова. Они общались с ним на равных, как заправские приятели, которые знают друг друга не первый год. Иногда со смехом рассказывали подробности операций, что вытворяли за линией фронта. Немцы – опытные, грозные вояки, которых очень многие боялись, сидя в окопах, представали в их рассказах обычными людьми, со своими недостатками и проявлениями трусости. Быть может, Семен и посчитал бы эти рассказы байками, но он сам был свидетелем и захвата высоты, и захвата пленных при возвращении из расположения полка, и телефонным переговорам, которые устроил Кузнецов с немецким начальством.
Еще через несколько дней, Гаврилов, наконец решился:
– Товарищ старший лейтенант, заберите меня к себе, в первую роту, после выписки?
– Заберу, Сем, постараюсь, ты главное выздоравливай. Тем более, сталь тебя уже закалила, наш человек! – рассмеялись Авдеев с Кузнецовым одновременно. И пояснил: мы до войны с Федей на металлургических заводах работали, хотя и на разных, сталь закаляли. Я прокатчиком был, а он литейщиком, но иногда шутим, что до войны мы сталь закаляли, а теперь она нас.
