Ясон спрятал в дорожный мешок весь свой нехитрый улов. Жаль он так и не дошел до ручья. Мысль о чистой воде, такой ледяной, что немеют губы и пальцы, заставляла его чувствовать жажду все острей и острей. Пройти еще пару шагов к югу, а потом вернуться к Гераклу? Без воды на такой жаре им все равно не уйти далеко. Он перекинул мешок через плечо, ощупал рукой бок, другой, завертелся, будто щенок за хвостом. Бурдюка с водой не было. Небольшая фляга, что ему протянул перед битвой Геракл, осталась у него же – но это пара глотков, и этого не хватит до ближайшего города. Им нужно обоим напиться сейчас и взять еще излишек с собой, но в чем они понесут воду, в ладонях? Спартанцы бы посмеялись над ним – потерять бурдюк! – осталось только меч потерять.
– Не это ли ищешь? – услышал он сзади.
Голос был низкий и гулкий, и был слишком близко. После битвы в голове Ясона весь мир сузился до этой рощи, и в ней могли быть только он, Геракл и мертвое чудище. Светлые глаза, что он увидел перед собой, напомнили ему разом и о царевиче Полидевке, и о бельме бледной гидры. Голос его сорвался, и он наконец-то закричал, как испуганный трусливый мальчишка.
***
Кричать, как оказалось позже, было бессмысленно и очень глупо. Он надеялся, что его крик так и останется тайной между ним и той незнакомкой, что сейчас шла впереди, не оглядываясь назад. После многократных заверений, что ему следует прекратить верещать, как резанная свинья, она кинула ему на колени бурдюк, уже наполненный свежей водой. Ясон жадно приник к нему, холодные капли затекали за ворот одежды. Не прекращая пить, он краем глаза поглядывал на незваную гостью и пытался понять, висит ли до сих пор на поясе меч и нужен ли он ему. Как оказалось, не нужен.
Она поманила, а он пошел следом и не стал задавать ей вопросы. У него была рана – рука была рассечена от плеча и до локтя – а теперь она перевязана чистой и мягкой тряпицей, а под ней – жгучая и пахучая зеленая мазь из травы и корней. Его спутница была не разговорчива: она не назвала свое имя, она не спросила его, она не сказала, куда ведет его, и просто шла по следам к месту их битвы. Враг бы сразу убил или для начала связал.
– Кто ты? – в четвертый раз позвал он ее, правда, без особой надежды.
Та обернулась и промолчала, будто решала, стоит ли он вообще того, чтобы ему отвечать. Видно, не стоит. Отчего-то Ясон не обиделся. Он шел за нею след в след и исподлобья разглядывал. Пусть Хирон и говорит, что он дурной ученик и не помнит ничего из уроков, но он может отличить гречанку от дочери Персии, а дриаду от смертной жрицы. Та была не гречанка, не дриада и лицо ее не было смуглым, как у выходцев с востока и юга. Она не была ни дочерью землепашца, ни царевной, ни странной бродячей пророчицей, что изредка встречаются на безлюдных дорогах. Ясон не знал, как кожевники белят кожу, а ткачи – ткани, но знал, что белый – не цвет для долгой дороги, а она была в белом и на ней не было ни единого темного пятнышка. От белоснежных кудрей, туго стянутых в узел, с редкими прядями цвета пепла до плаща на спине и легких закрытых сандалий. Он не знал, как назвать эту обувь. Он вообще не понимал, почему она одета так тепло и закрыто. Слишком белая, слишком другая, раз уж он мастер неуместных вопросов, можно спросить не знает ли она Полидевка.
