– Спасибо! – сказал капитан. – Всего доброго. Я тебя не видел и не слышал, и ты меня тоже. Этого разговора не было. А то что сказал мне никому. Понял?
– Да как же не понять. Значит, ты меня больше не подозреваешь?
– Смотря в чем, – двусмысленно ответил Завьялов, делая вид что смотрит новые сообщения в мессенджере, которые действительно ему приходили во время беседы с Жариковым, на самом же деле он сохранял запись этого самого разговора. – Вот, домкрат импортный гидравлический ты вполне мог взять, а избить этих бедолаг и не просто избить, но еще с выдумкой – маловероятно.
– Зачем ты так? Обижаешь, начальник, – напрягся Жариков.
– Расслабься, шучу я, – объяснил Завьялов.
– Шутки у тебя, однако.
– Какие есть. Про наш разговор никому.
На этом разговор и закончился. Доподлинно неизвестно брал Жариков домкрат или не брал, но на следующий день домкрат нашелся, злоумышленник тайно вернул его – подбросил.
На дворе было двенадцатое февраля, во всех проявлениях природы близилась весна, близился праздник святого Валентина, в администрации района приближался пожароопасный период и режим ЧС, с непременными заседаниями на КЧС с обязательным участием представителя МЧС. Да и черт с ним с Валентином, а с администрацией района и тем более. На улице стало много котов, словно очнувшихся от зимней спячки, они везде и всюду вальяжно разгуливали, похотливо глядя по сторонам, и лежа на пригреваемых солнечными лучами металлических крышах и капотах автомобилей, занимались любимым делом – работали языками, готовили свое достоинство; в администрации района тоже работали языками и не только, Ячкин, например, в перерывах задумчиво почесывал пах и вспоминал крайние собеседования, которые он проводил лично; Георгий почесывал зад и вспоминал …, в его центре тяжести заиграла новыми нотками старая мелодия, «Love is free I'm so excited, Free is love our constitution, Hail the sexual revolution» – запели множеством звонких голосов свободные радикалы его души. При том, что едва ли его анус знал, когда либо, английский язык.
Максим в это время заглушал мелодии свирели в своей душе тяжелыми рифами загранично-буржуйского хэви вперемешку с отечественным, в котором (отечественном) все равно периодически звучали нотки исконно-русской свирели и поднимал запредельные для себя самого веса. От всего вместе остро чувствовалась нехватка кислорода и кружилась голова.
Аня в это время находилась на работе; ее сумасшедшая тяжелая коллега, которая двадцать лет уже не выезжала за пределы региона, и которая уверяла что совсем не смотрит телевизор, рассказывала о том, как страшно было жить в Советском Союзе и как окаянные американцы тщетно пытаются развратить непорочных и чистых духом и телом «россиян». Аня думала о работе, Аня не понимала почему в банковской гарантии, выданной подрядчику одним из московских банков от лица банка действовала госпожа Александра Миллс без отчества и должности. Аня не понимала почему Максим с субботы ни разу даже не позвонил и не написал ей. Аня не понимала где ее коллега берет информацию и почему у нее самой не болит голова от постоянного безумного трепа. От всего вместе остро чувствовалась нехватка кислорода и кружилась голова.
