Через неделю, все почти забылось и только иногда я вздрагивала услышав звякающий колокольчик.
По вечерам у нас с Анной Леопольдовной повелось сидеть в ее комнате. Она иногда рассказывала мне особенности своей работы. Применения своего дара. Порой мне казалось, что все так сложно. А изредка, вдруг, я совершенно все понимала. Учила меня раскладывать карты таро. Некоторые мне очень нравились, а некоторых я жутко боялась. Особенно висельника. Он мне казался жутким. Но давались они мне с трудом.
К новому году, когда мы уже думали сократить рабочие дни, хозяйка получила письмо. К ней должен был приехать ее единственный племянник. Я присутствовала при получении письма. Она мне в слух его зачитала. И я видела ее замешательство. Сначала я думала, почему это она не радуется. А потом, вдруг ощутила нарастающую тревогу в груди. И промолчала.
В день приезда племянника, Мишеля, Анна Леопольдовна была сама не своя. То замрет у окна, то судорожно кинется проверять все ли готово.
Пьер уехал встречать на вокзал. А хозяйка закрылась у себя в комнате. Мы с Карлом сидели в столовой и смиренно ждали.
Молодой человек, высокий, светловолосый, в форменном мундире вошел в комнату, оглядел все вокруг, задержал взгляд на мне.
– Ты и есть помощница моей тетушки, та самая София? – неожиданно по-русски спросил он меня. Я, давно не слышавшая родную речь, долго соображала. И поняв вопрос, смутившись вскочила и присела в небольшом поклоне поприветствовать племянника хозяйки.
Но мое приветствие потонуло в громких, раскатистых приветствиях Анны Леопольдовны и Мишеля. Они обнимались и троекратно целовались. И я вдруг подумала, что зря раньше не расспросила хозяйку о нем.
За ужином я иногда поглядывала на него и окружающих. Эванс был сама сдержанность, Марта кидала на хозяйского племянника заинтересованные взгляды. А я, почему то, вздрагивала от его обращений ко мне. А он, как нарочно, то попросит передать солонку, то спросит, как мне с его тетушкой работается. А за чашечкой кофе, когда я уже собралась сбежать к себе, вдруг стал расспрашивать меня о моей семье. Но тут выручил Карл. Раскричался, как только он умеет, когда просится на улицу. Он редко, но летал вечерами в сумерках. И я под предлогом сходить его выпустить, убежала к себе в комнату. Решив, что тетушке с племянником есть о чем поговорить.
Поздно вечером, когда уже ложилась спать и Карл уже притих, и не мигал своим единственным глазом, раздался тихий стук в дверь. Хозяйка присела на мою кровать и долго молчала, видимо решая, что мне сказать.
