Стефан думал. Наконец, он сказал:
– Сергей догадается, он увидит твой аппетит.
– Да, и с этим надо что-то делать! – Счастливая его согласием, я рассмеялась. – Пока Сергей не уедет, придётся кому-то другому изображать повышенный аппетит и кормить меня из клювика. Нуу, или придётся воровать еду у Маши из-под носа. Нас трое – один на… как это?.. на шухере, другой ворует, третий ест.
Катя захохотала, Стефан тоже улыбнулся.
– Мама, откуда у тебя воровской жаргон?
– Ой, Катя, совсем я от рук отбилась. Что-то мне за сегодня уже во второй раз пеняют на неподобающее поведение. Вернёмся к главному – главное, правильно распределить роли. Со мной понятно, я – третий, тот, кто ест. Вопрос – кто воровать будет?
– Стефан, конечно, у него руки большие, в них много войдёт! А я ребёнок, меня портить нельзя, – заявила Катя.
– Да? – Я задумалась. – Ты надеешься, что Маша его не заметит? Он собой полкухни занимает!
– Мы на него чёрный чулок наденем.
– Целиком или только на голову?
Катя залилась смехом, а Стефан, тот захохотал в голос, что на моей памяти случалось всего раза два.
– Мама… – задыхалась Катя, – целиком… мы Машу… раньше… времени… Машу… потеряем!
– О чём так весело смеётесь? – прервал наше уединение Паша.
– Стефан смешной анекдот рассказал, – ответила я и заторопилась. – Ну, мальчики, спокойной ночи. Пойду поцелую сына и спать.
– Маленькая, а анекдот? – обиженно спросил Павел.
– Паша, так Стефан же остался, Стефан и расскажет.
Сергей и Максим работали. На журнальном столике стояли пустые тарелки, чайные чашки, одинокий фужер с недопитым вином. При моём появлении оба подняли головы.
– Мама.
Я стремительно подошла.
– Пришла поцеловать тебя, сынок.
Мы обнялись.
– Добрых снов, мама.
– Добрых снов, Максим. – Поцеловав сына, я обратилась к Серёже: – Сергей, если тебе что-то надо из вещей, забери сейчас, пожалуйста.
– Да, Лида. Я не подумал. Благодарю.
Сергей открыл передо мной дверь – я впереди, он следом, молча мы поднялись по лестнице, молча дошли до спальни. Закрыв дверь спальни, Сергей повернул в замке ключ и, развернувшись, сделал шаг ко мне. В глазах его тяжело колыхалось вожделение. Овевая едва уловимым винным ароматом, он прошептал:
– Хочу тебя. Лидка, с ума схожу.
– Серёжа, не надо. Не оскорбляй себя насилием. И меня не оскорбляй.
Таким привычным, таким родным жестом он прижал мою голову к груди. Я слушала биение его сердца и старалась запомнить звук, ритм; старалась запомнить запах и тепло его тела; оберегающую тяжесть ладони на затылке; всё, что стремительно теряла навсегда. Он справился с собой слишком быстро, буркнул:
