Конечно, в сложившейся ситуации любой человек мог без конца сетовать о старых временах или винить во всём короля и проводимую им политику открытости (пришедшую на смену многим десятилетиям застоя и отсталости Сентуса) по отношению к внешнему миру — и в особенности к Великому Гилию, в котором подобный образ жизни уже много веков поощрялся и оставался нормой даже в самые неблагополучные его времена. А теперь, после магических реформ Расмора, буквально хлынул потоком, а затем и захлестнул их страну, в которой до этого как будто бы была тишь да гладь, сопровождавшаяся иными ценностями, иной культурой и уровнем производства, ныне похеренного всего лишь одной небольшой кучкой продажных министров во главе со своим прославляемым и чуть ли не ставшем святым в их глазах великим правителем, абсолютно несправедливо занявшим трон этого многострадального государства. Однако для Альфреда таких мыслей практически не существовало, поскольку он уже давно смотрел на мир глазами возможностей, а не пустых сожалений о прошлом. И всё же даже сейчас, спустя двадцать пять лет своего отсутствия здесь, молодому колдуну до сих пор было сложно сопоставить все новые и старые реалии жизни и сложить их воедино.
Тем не менее, говоря о прежних временах и о современности, одно он мог уже сейчас сказать наверняка: вслед за Гилием его бывшая родина и весь мир вступали в такую эпоху, которой никогда не было прежде в масштабах мировой истории и за которой определённо назревал великий крах прежних богатств, накопленных людьми за каждый пройденный этап конкретной цивилизации, вплоть до тотального разорения и переустройства всего, что только могло попасться им под руку. Отныне, как ни погляди, всё это больше не имело прежней ценности.
Именно поэтому расширение городов, уничтожение зверей и лесов, разрушение памятников древности, простоявших до этого не одну сотню лет, а также всё, всё, всё, что Альфред только успел вынести и почерпнуть для себя из всеобъемлющего взгляда на этот мир, начавшегося формироваться сразу же по прибытии сюда и продолжающего развиваться вплоть до настоящего момента, составляло теперь для разума чёрного колдуна что-то вроде ориентиров на бескрайней карте, сотканной из его видения ситуации. Хотя подобные ориентиры и не являлись для него самого какой-то моральной дилеммой, поскольку собственные цели, преследуемые Альфредом, практически всегда давали ему куда больше жизненного смысла, через который он впоследствии мог воздействовать на внешний мир как угодно. В том числе и на развившуюся сейчас в Сентусе глобальную магократическую обстановку, довольно незаметно восхваляющую слабость и покорность общества, которую, пожалуй, вполне можно было и исправить с помощью небольшой революции… Но только в том случае, если сам молодой бунтарь добьётся в своём деле успеха. И если вообще захочет помогать этим несчастным существам. Ведь теперь в его руках были ещё и знания! А не одна лишь прежняя пустая задача самосовершенствования, которую Эргарот так часто любил восхвалять во всех немногочисленных других чёрных колдунах, еще остававшихся существовать на этом свете.
