Вот так проговорили и не заметили, как время пролетело. Пора было домой собираться. Тут Дуся и говорит:
– Ты, Лизавета, не обижайся, но я сегодня здесь останусь. Ты домой иди, а завтра меня заберешь. Я БабЛюду не долечила. Она в постель ляжет, я ее еще полечу.
Лизавета так привыкла слушаться Дусю, что даже и не подумала обижаться. Раз надо, значит надо. Ее, только, очень смутило, как она назвала Людмилу Ивановну. Ну, что это за Народная артистка БабЛюда?
– Дусь, ну как ты называешь Людмилу Ивановну? Какая она тебе БабЛюда?
– А мне нравится. – Рассмеялась артистка. – И ты меня можешь так звать. Мы же подружки. А то, что это за подружки, если по имени отчеству друг с другом?
Не переставала Лизавета удивляться и восхищаться михрялкой. Как она чувствует и понимает, что можно делать и говорить и что нельзя? Вот Лизавета никогда бы не решилась так назвать Людмилу Ивановну. Если честно, то она немножко робела перед таким старым и заслуженным человеком. И Дуся это почувствовала и через мгновение уже сидела у девочки на плече и шептала ей на ухо:
– Ты не смущайся. Она хорошая. Она нас полюбила. Она только рада будет. БабЛюда – красиво звучит! Это я придумала! Дуся очень умная!
После этих слов маленькой похвальбушки, Лизаветины робость и смущение пропали окончательно. Договорились, что она зайдет к БабЛюде завтра, после школы. В прихожей, когда девочка уже оделась, Людмила Ивановна обняла ее на прощанье и тихонько сказала:
– Храни тебя Бог!
Оставшись вдвоем, Дуся и БабЛюда отправились опять пить чай. Вот уж, когда обе
отвели душу: и одна и другая любили чай, а правильней, не сам чай, а процесс чаепития, и одна и другая любили всякие вкусности и сладости. А уж как и одна и другая любили поболтать! Засиделись они за столом допоздна. Несколько раз ставили самовар и
говорили-говорили-говорили… БабЛюда рассказывала о своей жизни, а Дуся о своей. А потом, отправились в спальню. Когда старушка легла в постель, Дуся устроилась у нее на подушке, обхватила лапками седую голову и замерла. БабЛюда, до этого мучившаяся бессонницей, и не заметила, как уснула. Михрялка еще долго лежала не двигаясь и не отпуская голову старушки. Наконец, осторожно, чтобы не разбудить свою пациентку, перебралась к ней в ноги. Свернулась поверх одеяла в клубочек, и довольная собой, крепко уснула.
Утром, проснувшись, Людмила Ивановна не поверила сама себе. Она уже давно привыкла, что по утрам у нее все болело. И ноги, и руки, и все тело. Тяжело было встать с постели, тяжело было сделать первые шаги. Потом, боль уходила куда-то вглубь, была не такой острой. Но, ни на минуту не исчезала совсем. А сегодня, она ничего не чувствовала. Вернее сказать, чувствовала, что ничего у нее не болит. Вообще, ничего! Она попробовала встать с кровати. И удивилась, как легко это у нее получилось. Еще больше удивилась, когда сделала первые шаги.
