Старый стоял у окна с лучшим видом на город. На худое морщинистое лицо падал свет неспешно заходящего солнца. По высоким рогам архаичной боевой модели иногда пробегали незаметные вибрации принятых сигналов. Жёсткий пристальный взгляд изучал городские дворы и крыши, бесцеремонно проникал в чужие квартиры сквозь полупрозрачные занавески, следовал за машинами, скользил холодком по спинам пешеходов. Никто в отряде ни на миг не верил, что в текущей командировке понадобится его сила. А он сам почему-то в этом уже не сомневался.
Размеренный стук колёс поезда навевал Василию сон и напоминал о детстве. Приятный ветерок из приоткрытого вверху окна и незаметных щелей в раме спасал купе от летнего зноя. Снаружи проносились безлюдные и тёмные густые леса, кроны деревьев загораживали рассветное солнце. Потом деревья отступили, и за окном потянулись просторные, залитые светом поля. Вдоль железной дороги регулярно мелькали столбы и маленькие каменные домики неизвестного предназначения, а небо наполняли огромные кучевые облака причудливых форм. И только одна деталь пейзажа оставалась неизменной – вытянутая интеллигентная физиономия с грустным взглядом, тонкими усами и козлиной бородкой, обладатель которой вцепился одной длинной когтистой рукой во что-то на уровне крыши вагона, а другую настойчиво пытался просунуть в окно на уровне лица Василия. Последний отполз по своей верхней полке чуть подальше, настороженно наблюдая за навязчивым попутчиком. У Ломова и Алекс было время привыкнуть к ситуации и преодолеть начальный шок – их преследователь провисел за окном всю ночь напролёт. Сей фокус получился без проблем со свидетелями и массовой паники, поскольку на пройденном этой ночью участке пути поезд шёл без остановок и в кромешной тьме мимо редких необитаемых деревенек. Освещения и людей в окружающих населённых пунктах не было ещё со времён наступления наполеоновской пехоты. А наступление наполеоновской пехоты здесь состоялось два дня назад по вине съезда исторических реконструкторов, которые слишком увлеклись культурным отдыхом на природе и кларетом. Местных жителей пришлось эвакуировать, вдалеке над дымом изредка гремели холостые выстрелы дульнозарядных ружей, развевался триколор из знакомых цветов в неожиданной комбинации, а иногда в предрассветном сумраке до поезда даже долетали обрывки французских песен с русским матом.
Цепкий интеллигент вздохнул и произнёс, без крика и без проблем перекрывая внешний шум:
