Сегодня я люблю ее по – другому, сильно, по – настоящему, по – мужски.
Теперь я понимаю Бальзака, его страдания и его страсти.
И если бы я сейчас ехал не на работу, я бы точно доехал бы с ней до самого областного центра. И я обязательно бы с ней поговорил.
Мне так много хочется ей рассказать: о своей жизни, о службе в армии, о сегодняшней работе, о друзьях.
И я бы обязательно назначил бы ей свидание, не слушая никаких возражений, и, неважно, замужем она или нет, хотя мама писала мне, что не замужем. Но я все равно бы назначил свидание, все равно бы в театр пригласил бы. Неважно замужем она или нет. Это неважно абсолютно. Обязательно бы назначил свидание. А там и в любви бы, может быть, как-нибудь, очень красиво и романтично признался бы.
–Дорогая, Ольга! – скажу я.
А костюм одену лучший, свой, дембельский, с яркими белыми аксельбантами, с тельняшкой десантной.
–Дорогая, Ольга! – скажу я.
Интересно в этот момент посмотреть на нее. Вот она обрадуется, вот она расцветет! Говорят, что девушкам и женщинам приятно, когда они узнают, что кто-то их любит. А тем, более так сильно и красиво, сильно и нежно, как я.
У нас будет хорошая семья. Я поступлю в институт, на инженера.
По вечерам в полумраке при свете торшера Ольга Владимировна будет проверять тетради своих учеников, а я читать конспекты, учить сопромат и высшую математику.
У нас будет дочка. Ира, Иринка, Ирочка. Она тоже будет учительницей русского языка и литературы. Как мама.
Я все ждал и ждал, когда же Ольга Владимировна обернется, моя Ольга, моя жена.
Ждал, чтобы помахать рукой, чтобы поздороваться, чтобы пробраться к ней сквозь толпу, чтобы встать рядом, приобнять, поговорить, попросить телефончик, назначить встречу или свидание.
Как-то некстати остановился автобус. Открылась дверь. Я вздохнул. Вышел.
Еще раз в последней надежде посмотрел на переднюю площадку автобуса. Ольга Владимировна так и не оглянулась.
Она так ничего и не узнала.
Белое платье упорхнуло. Под его белизной исчезла спинка стула. Марина поправила тонкие складки и полушепотом пропела свою любимую Ахматову: «Любовь покоряет обманно, Напевом простым, неискусным. Еще так недавно и странно …». Музыка слов завораживала.
Легкий ветерок качнул ветку сирени. Ее верхушка, осыпанная гроздьями цветов, приветливо звала заглянуть в даль, в облака. А она, эта бесконечная синь весеннего неба, была свежа и прекрасна. Как жизнь. Как любовь. Как стихи.
Он был молчалив. Немногословен. Даже когда читал. Его голос, сильный, ровный, подхватывал, уносил, качал, убаюкивал. Хотя слова были просты, но их ритм был светел и добр.
