На Средиземноморском театре военных действий мы недавно с удовлетворением приветствовали в качестве наших друзей по оружию прекрасно экипированный экспедиционный корпус Бразилии. И сейчас ожидается прибытие новых легионов из этой большой страны, которая в течение долгого времени оказывала союзникам ценные военные услуги как в воздухе, так и на море.
Как англичанин я, может быть, заслуживаю снисхождения за то, что в такой момент думаю о другой большой южно-американской стране, с которой мы были связаны тесными узами дружбы и взаимного интереса с момента ее возникновения как свободной и независимой державы. Я имею в виду Аргентину.
Все мы испытываем глубокое сожаление, а также и тревогу, как друзья Аргентины, видя, что в этот момент, являющийся пробным камнем для наций, она оказалась неподготовленной к тому, чтобы чистосердечно и бесповоротно, без оговорок и ограничений заявить, что она будет бороться на стороне свободы, а выбрала союз со злом, и не только со злом, но и с проигрывающей стороной.
Нации надо судить по той роли, которую они играют. Не только воюющие стороны, но и нейтралы увидят, что на их положение в мире не сможет не повлиять та роль, которую они играли в момент военного кризиса.
Когда я выступал в последний раз, я сделал несколько замечаний по поводу Турции, которые Палата, может быть, помнит. Я отношусь к туркам с большим уважением, и в британской армии существует военная традиция симпатии и союза с ними.
Во время последней войны они были направлены против нас происками горсточки людей и фактом появления одного военного корабля. Мы не должны забывать, что Турция заявила о своем союзе с нами в настоящей войне в то время, когда наше вооружение было слабым, а наша политика — мирной.
Я посетил Турцию в феврале прошлого года и имел длительную беседу с президентом Иненю и его премьер-министром Сараджоглу. Впоследствии мы беседовали с ним после Тегерана, встретившись вблизи пирамид. Я хорошо осведомлен о затруднениях Турции.
Когда война началась, она чувствовала себя сильной военной державой. Она полагалась на свою отважную армию, на свои несравненные кавалерию и пехоту.
Она чувствовала себя сильной военной державой и очень решительно придерживалась своих добрых намерений в отношении Англии и Франции.
Теперь появились совершенно новые виды оружия — самолеты, танки, самоходная артиллерия, механизация различных форм, которые изменили относительную мощность вооружения и казались единственными средствами, с помощью которых можно достигнуть победы. Турецкая армия далеко не была современной, она осталась в значительной мере такой же, какой вышла из последней войны. Я отлично понимаю то чувство военной осторожности, которое ослабило активность Турции в момент, когда все эти новые факты неожиданно возникли перед нею в начале больших сражений.
