И даже родинка на щеке под правым лазом - моя. Раньше хотела ее вывести. А потом подумала «Да кому она мешает?» и оставила.
Есть только одно отличие, но именно оно заставляет меня что есть силы зажать рот ладонью.
Левая часть моего лица, шея и часть плеча, которое торчит из сорочки, покрыты безобразно-уродливым ожогом. Как будто кто-то нарочно сделал все это, чтобы той, другой мне в отражении, больше никогда не хотелось смотреться в зеркало.
Глава третья
Глава третья
Что происходит?!
Что с моим лицом?!
Нона быстро утаскивает зеркало в темный угол комнаты, когда я пытаюсь идти за ней, быстро разворачивается и за плечи силой усаживает на табурет. Я пытаюсь вырваться, но у нее словно стальные зажимы вместо ладоней - чем больше я изворачиваюсь, тем крепче она сжимает пальцы. Пока я, наконец, не вскрикиваю от острой боли.
Нет, нет и нет.
Вот это уже точно не сон.
— Да что с вами такое, - ворчит Нона, когда я все-таки выкручиваюсь и буквально выпадаю из ее рук. - Приснилось чего-то нехорошее что ль?
Я отползаю на безопасное расстояние, уже окончательно «проснувшись», но еще не осознавая, почему в моей квартире по-прежнему стоит жуткая вонь, куда делась мебель, и кто эта женщина. Должно же быть какое-то объяснение, нужно просто хорошенько напрячь мозги и найти его.
— Не приближайтесь ко мне! - Выставляю вперед ладонь, когда дылда делает шаг в мою сторону. Шарю взглядом по сторонам, нахожу тяжелый железный подсвечник, весь покрытый восковыми потеками, хватаю его обеими руками и замахиваюсь как ракеткой в бадминтоне. - Или я… Стой, где стоишь!
Так, сейчас главное не потерять остатки того, что еще способно соображать.
Я никогда не слышала голосов в голове, не расковыривала стены в поисках подсматривающих и подслушивающих устройств, а швабра и половая тряпка не приказывали мне убить соседку. Хотя, когда она врубала «Владимирский централ» после двадцати трех ноль-ноль, мне очень этого хотелось это сделать и без всяких подсказок.
У меня никогда не было зрительных и слуховых галлюцинаций. Два года назад я сдавала на права и прошла комиссию у психиатра. Седой дядечка сказал, что невозможно быть более в трезвом уме, чем я, и даже в шутку посмеялся, как мне, должно быть, скучно живется с таким рациональным умом.
Ну и головой в последнее время я тоже ни обо что не билась.
Мне двадцать восемь лет - поздновато для дебюта шизофрении. И хоть такое тоже возможно, при отсутствии всех прочих факторов можно смело считать, что я точно не сошла с ума во сне в ночь с четверга на пятницу.
