Я такое сказала?!
Я? Которая считает, что воспитать из маленького человека полноценную здоровую личность можно только разговорами, терпением и любовью?
— Никаких наказаний больше, - снова говорю я - и как будто не я. - Никогда. Хоть министр, хоть кто - мою дочь не будут воспитывать наказанием.
Что я несу? Разговариваю с собственным возмущенным воображением?
— Вам нужно одеваться, Ваше Величество, - она как нарочно игнорирует мои слова. - Совет не будет ждать. Не время сейчас капризничать.
— И для чего же сейчас время? - переспрашиваю, не скрывая налета иронии. Даже интересно вот так поговорить с собственным «тараканами».
— Снять вдовий саван и выбрать себе достойного мужа.
Час от часу не легче.
Все, пора открывать глаза.
На счет три.
Раз, два…
— Вы это чего глаза закрыли? - Она снова ощутимо тянет меня за волосы, и я отчетливо осознаю, что чувствую эту боль не притуплено, как обычно во сне, а очень даже физически. - Да голову, голову ровнее держите, если не хотите, чтобы старая Нона вам косы драла почем зря.
— Мне это просто снится, - пытаюсь обхватить голову руками и снова сосредоточиться. - Все, Марина, подъем.
Старая Нона яростно «впивается» гребнем в мои волосы и проводит ими от затылка до самых кончиков, и так несколько раз, пока пряди не становятся шелковыми и послушными. Лихо собирает из них косы, потом что-то долго колдует и напоследок уверенно подбирает гребнями, которые я даже толком не успела рассмотреть.
Потом отходит, шаркает ногами в другой конец комнаты и со страшным грохотом тащит оттуда большое и грубое зеркало в простой деревянной раме. Не знаю уж, что я за королева, но пока что мои «королевские покои» не блещут ни царской роскошью, ни величественным комфортом. И это я еще стараюсь не задумываться о том странном писке слева, за кроватью.
— Славно вышло, - нахваливает свою работу Нона и, наконец, дает посмотреть мне.
В порядком закопченной зеркальной поверхности мало что видно, да еще и света кошки наплакали, так что приходится напрячь зрение и наклониться вперед, чтобы себя разглядеть.
Лицо, безусловно, абсолютно точно мое. Более худое и бледное, но это и не мудрено - я столько наревелась за день, что вообще удивительно, как могу открыть глаза. Хотя они-то как раз заплаканными и не выглядят, скорее, очень уставшими и какими-то абсолютно безжизненным.
Волосы тоже мои, того же странного очень белого цвета. Никто не верит, что это мой родной цвет. Коллеги уверены, что я просто не хочу давать контакты своего парикмахера. Только сейчас волосы уложены в высокую прическу - тяжелую и довольно громоздкую, но очень устойчивую. Возможно, галоп на лошади она бы и не выдержала, но вот наш петербургский «свежий ветерок» на Невском - запросто.
