– М-м-м, – издал непонятный звук Обвинитель.
Судья раздражённо посмотрел на него и отвернулся. Оба замолчали. Секретарь воспользовался моментом и произнёс:
– Ваша честь, я всё сделал, как вы сказали.
– Молодец! – Судья тяжело вздохнул и погладил бока двубортного пиджака. – Ла-а-адно! Казнить – значит казнить. Потом, Константин Ипатьевич, договорим.
Секретарь положил на стол стопку бумаг и сделал Судье знак глазами. Судья кивнул:
– Я видел, видел. Иди, заканчивай приготовления.
Секретарь проворно вышел. Судья тяжело сел в дерматиновое кресло с засаленными подлокотниками. Весь последний год внутренности кресла неистово рвало ватой сквозь ощеренную прореху. Судья любил отрывать маленькие кусочки изверженного и задумчиво скатывать их между пальцами в гладкие, приятные на ощупь шарики. Нащупав правой рукой свисающую сущность, мягкую и податливую, Судья посмотрел внимательно на Общественного обвинителя и сказал:
– А ты что всё стоишь? Иди уже… Иди!
Обвинитель насупился и скрылся за дверью. В зале Наказаний было суетливо и шумно. Он протиснулся к окну и принялся пристально всматриваться в пыльную даль. Пасмурные помышления влажными, нестираными простынями облепили его слабо пульсирующее сознание, и оно неповоротливой личинкой повалилось вниз по наклонной осклизлой дурно пахнущей плоскости в тёмную унылую перспективу… Шлёп, плюх, бум, ух-ух, хлоп, бах, бух, бу-у-у-у-бу-у-ух… Обвинитель надолго задумался. Вдруг…
– Константин Ипатьевич, – Секретарь осторожно теребил его за рукав пиджака, – начинаем! Займите ваше место!
Общественный обвинитель сел на свой стул. Тот час же из боковой комнаты появился Судья и прошёл к своему столу. Голоса поутихли, все сделались внимательными и приготовились слушать. Судья покашлял и, медленно перекатывая в пальцах небольшой ватный шарик, заговорил:
– Что ж… Поступок Осуждённой очень верный. Мы ценим её благоразумие и стремление к правде. И пусть она не сразу склонилась к истине… На небесах нет такого понятия, как время. Поэтому не имеет значения, поздно ли Осуждённая признала свою вину или рано. В любом случае… мы с прискорбием проводим Осуждённую в последний путь. Прошу начинать.
Судья медленно опустился на свой стул и осуждающе посмотрел на Общественного обвинителя. Общественный обвинитель не выдержал сурового взора, неестественно согнулся и уставился на крупную тёмно-серую сколотую по краям пуговицу своего пиджака.
Защитник поднял руку и, не дожидаясь позволения, заговорил:
