После запятой | страница 45
— О, как там мама? Теперь я о ней забыла так основательно. — Ну, еще бы, ты и себя-то не помнишь, куда уж там остальных. — Его-то я помню все время. — Это тебе так только кажется. Ты его чаще вспоминаешь, может, и чаще, чем себя, но вспоминаешь ты не его, а его как палочку-выручалочку, чтобы ухватиться за что-то плотное и не погрузиться. — Куда? — Туда, куда тебе следовало бы погрузиться уже давным-давно, чтобы наконец найти себя. Тогда бы ты и себя помнила, и других бы ощущала без всяких усилий одновременно. — Но сейчас я вспомнила про маму. Мне все же хочется посмотреть, как она. Но ее нет в комнате. — Так иди к ней! — Как?! А, вот она. Удивительно, что я так сразу ее нашла. Ее положили — или она сама улеглась? — в мою кровать. Если бы я пошла ее искать, я вначале заглянула бы в их спальню. Темно здесь как. И душно. И болит. Почему я подумала, что темно? Совсем даже нет — уже рассветает. А, наверное, была ночь, а теперь утро. Это же наша дача! Я и забыла, что мы снова сюда приехали. Ну конечно, ведь опять лето! Я что-то хотела сделать, когда мы сюда приедем. Всю зиму хотела, но что? Что-то во дворе… Мой мячик. Когда мы уезжали прошлым летом, он закатился за перекладину, я не смогла его вытащить почему-то. А ну-ка? — да, он еще там. Сейчас попробую его достать. Совсем не испортился, только немного полинял. Еще бы, в такой грязи пролежал, бедняга. Не обижайся на меня, я тогда хотела тебя выручить, но у меня ничего не получилось. У меня не было времени, они меня торопили с отъездом. Помнишь, как они кричали: «Брось возиться, мы и так опаздываем»? Но я все время вспоминала тебя. Сейчас помою тебя, а заодно и руки, под краном, и мы снова поиграем. Надо проверить, так же хорошо у меня получается игра в лягушку, или я уже немножко разучилась, как в прошлый раз. Но тогда я еще была маленькой… ох, забрызгала ноги грязью, я забыла, что из этого крана вода выливается с такой силой. Прошлым летом я научилась вовремя отскакивать… Мама будет ругаться. Вон она вышла из дому. Почему всегда так — стоит мне что-нибудь натворить, и она тут же появляется! Сейчас начнется. Почему она так долго молчит? Странно — она улыбается. Не замечает заляпанных носков? Тогда можно немного поиграть. Ой, что это с моим мячиком? Какой он стал огромный! Он, кажется, увеличивается. Я не смогу его скоро удержать. Это уже не мячик. Это что-то другое. Но такое же круглое. Но по-другому. А, понятно, я теперь внутри моего мяча. Ой, он, кажется, лопнул! И все так загорается, и вспыхивает, и сыплется. Сверху. Из купола! — а, тогда мы в цирке! Вот почему мне так весело. Это иллюминация. Какие красивые огоньки! Наконец я попала в тот самый цирк, в который хотела. А то мама всегда вела меня не туда. Вначале, когда мы приходили, я всегда думала, что на этот раз пришли туда. Но потом, после антракта, когда мы уже опаздывали, потому что я долго ем мороженое, не могу, как другие нормальные дети, все делать как положено, мы проходили мимо еще открытых дверей, из которых уже виднелось представление. Мне хотелось туда, в эту дверь, но мама вела мимо, говорила, что это не наша, но тут же появлялась следующая дверь, за которой было еще интересней, я рвалась туда, а мне говорили, что с такими капризами мы находимся в цирке в последний раз. Наша дверь всегда оказывалась самой дальней, и пока мы до нее доходили, мы миновали множество дверей, за которыми происходило — такое! Но мама говорила, что наши места ближе всего из другой двери. Она говорила, что везде, из каждой двери, видно одно и то же представление, но я-то видела, что везде разное, и гораздо интереснее того, которое я потом была вынуждена смотреть. А где сейчас мама? Вот же, сидит рядом. Я помню, что я ее искала. Но не раньше, а потом. Что же я хотела? Я хотела к маме.