– Слышь че, может разведем сутеров? – небрежно бросает Онже. – Возьмем камеру, отснимем, кинем понт, типа вы в разработке нашего нехуевого ноль-ноль-отдела. Жути нагоним, сорвем на месте сколько у них наберется, и рассасываемся по зеленой, понимаешь? Пока они крышу свою не включили!
Вдоволь позабавившись нервозным поведением водителя, мы с Онже принимаемся на ходу выдумывать методы психологического давления на сутенеров.
– Давай, братка, так приколемся: ты сзади подходишь и типа номера пробиваешь. А я в этот момент перед носом у него проеду, и по телефону как по рации буду базарить!
Онже копается в своем мобильнике в поисках нужной аудиозаписи. «Четыреста пятнадцатый, я база, ответьте!.. Четыреста пятнадцатый, почему не отвечаете, я база!» – доносится из динамика трескучий милицейский гундеж. Заранее отсмеявшись, я выхожу из салона, и мы на ура исполняем трюк. Сутенер начинает дергаться, трепыхаться, судорожно хватается за телефон и тыкает в клавиши, поминутно озираясь и что-то кому-то поспешно докладывая в трубку. Посмеиваясь над незадачливым сутером, мы принимаемся демонстративно закусывать пиццей: мол, никуда не спешим, приехали на свой пост, все в порядке.
Не успеваем съесть по куску, как во двор заезжает еще одна тонированная «Лада», одиннадцатой модели. Из нее выходит пожилой грузный мужик. Малоросского вида физиономия, усы гитлером, он подходит к таджикской «десятке» и толкует о чем-то с водилой.
– Главшпан, по ходу, – с набитым ртом шамкает Онже. – Явно мусорской породы смотрила.
Когда боевая машина путан возвращается за очередной партией десанта, Онже добавляет нам несколько минут хохота: неожиданно включив дальний свет фар, он освещает момент погрузки. Мечутся проститутки. Дергается «шестерка». Заводит машину главсутер. Мы ржем, надрываемся всей троицей: Онже, я и наш общий друг Веселый Гандж.
– Прикинь, как мы на измену их высадили! – хлопает себя по коленям Онже. – Вот так несколько дней заставить понервничать, и можно реально их нахлобучить. Хотя бы штукарей на пять, сорвать за раз – как думаешь, брат?
Всхлипывая от смеха, я могу думать только одно: положительно. Со следующей недели я с концами перебираюсь на Рублевку. Как только скатаюсь в Рязань и навещу родичей, сразу же соберу манатки и распрощаюсь с обрыдлым мне двором-ямой у Кравченских прудов, с Гадкой бабкой и со всем этим таджикским пиздопродажным бизнесом. Почему же не бомбануть напоследок?
Бледной молью в освещенный фарами пятачок перед подъездом впархивает Жаворонок. Занавеска окна на третьем этаже отдергивается в сторону: Гадкая бабка конспектирует вновь прибывших в стучальный журнал. Мы сигналим, и Жаворонок легким облачком конденсируется в машине.
