- То-то... Вы мастера по чужим карманам нашаривать...
- Нет, нет!.. Где уж нам, голубчик, на чужое льститься...
На свои, признаться, двенадцать копеек сбегала... Кушайте...
Оно освежает...
- Вы это мастера облущить кавалера, - сказал Данило Гордеич и выпил. Выпил он, почувствовал просвежение и продолжал молча смотреть на подругу.
- Все-то разворовано, раскрадено, - говорила она шепотом, прибирая какие-то гвозди и палки, - ишь натекло с окошка-то!.. Аль это у вас некому стену-то заткнуть, ишь несет оттуда, ровно из погреба...
Так шептала она, изредка прибавляя: "сейчас, сейчас, батюшка, уйду", и Данило Гордеич почувствовал, что в этом прибиранье, в этой заботе о просвежении нету никакого желания нашарить в карманах и обокрасть... Думал, думал он, молчал, соображал, но в голове его ничего путного не происходило: не являлось ничего такого, что было ему очень нужно теперь, что ему именно теперь хотелось узнать... Но зато в груди его что-то поднималось и буровило...
- Ну, покорнейше вас благодарю, обогрелась... теперь...
При этих словах грудь портного с боков сдвинуло что-то.
- Ты! - крикнул он весьма громко.
- Что, голубчик?..
- Оставайся!
Женщина изумленно посмотрела на него.
- Не ходить?
- Совсем оставайся... Не пущу!.. Боле ничего!
Данило Гордеич повернулся было спиной к своей уходившей подруге, но тотчас же вскочил и заговорил:
- Да что там? вот разговаривать!.. Беги-ко за водкой...
полштоф!
- Не прогонишь? - чуть не рыдая, говорила женщина. - Голубчик!
- Я говорю, беги!.. Х-хе... Да я их, чертей... Ну-кося, вот эту штуку захвати в кабаке-то оставить.
- Чужая ведь! Данил Гордеич - заказная!
- Расшевеливайся! Заказная! Я их! погоди!.. Да сем-ко я с тобой... Что там!
С этих пор настало новое пьянство, пропивалась заказная работа, пелись песни, постоянно слышались слова: "черт их возьми!", "погоди!", "я их!"
Пьянство это дышало какою-то надеждою и не носило того тягостного оттенка, с которым Данилка пьянствовал до сего времени. Новые чувства, расшевелившиеся в нем, выражались как-то странно. Иной раз он вдруг задумает что-нибудь открыть своей подруге, попытается что-то сообщить и скажет: "Чуешь аи нет, что я говорю?" Потом схватит ее за руку, сожмет ее крепко-накрепко, скажет: "так аль нет?", хлопнет со всего размаха своей ладонью по ладони приятельницы, словно барышник на конной, потом опять начнет ломать ее пальцы в своей руке и заорет:
- Пон-ни-маешь ай нет?
