- Понимаю, Данил Гордеич, понимаю-с!
- Ну, и боле ничего! Так я говорю?
- Так, так...
- Ну, и шабаш!.. Только всего!
Пропивание чужого добра шло довольно долго. Подруга Данилки, знавшая, что остановить этого пропивания невозможно, заботилась только о том, чтобы друг ее не разбил себе головы: остальное "наживется".
К концу двух недель после первой встречи настала в конуре Данилки тишина и труд...
- Что за шум! - заговорил Мымрецов, появляясь в одну из таких необыкновенно тихих минут. - По какому случаю дебош?
Мымрецову не могло даже представиться, чтобы не было буйства там, где появлялся он.
- Потому, мы не допущаем, чтобы, например, дебош! - продолжал он, хватая Данилку.
- Кузьмич, друг! - завопил портной, - что ты?
- Не бунтуй, бунту не заводи! И теперича женский пол, ежели...
- Женюсь, женюсь, брат! в закон беру, аль ты очумел? за что ж в часть-то? в закон! хоть сейчас под венец.
Мымрецов выпустил шиворот Данилки и остался среди конуры в большом недоумении.
- Что ты? - продолжал Данилка укоризненно. - А я было в намерении моем на брак мой тебя хотел потребовать, но ежели ты меня в поволочку...
Долго Данилка укорял Кузьмича в несправедливости его желаний и развивал планы насчет будущего супружеского счастия с Аленой Андреевной, которой он задумал передать на руки свое добро и хозяйство нажитое. Речи его были до того сильны, что Мымрецов не осмелился снова посягнуть на свободу Данилки, а только прибавил:
- А все, Данил о, надо бы тебе по делам-то в части высидеть... Потому, дебош оченно большой ты затеял. Оченно большой шум!
IV
Надо сказать правду, что случаи, подобные вышеприведенному, когда шиворот, попавший уже в руки Мымрецова, неожиданно исчезал из них, бывали с нашим героем довольно часты.
В такие минуты он решительно не мог ничего сообразить и предавался глубокому унынию.
- У нас этого нельзя, - бормотал он, возвращаясь домой, например, от Данилки: - мы не дозволяем этого, чтобы вырываться... Так-то.
Течение времени, конечно, успокоивало его, но бывали моменты до того потрясающие, что потом нужно было много удачных тасканий, чтобы привести Мымрецова в нормальное состояние.
Вот, например, однажды темным зимним вечером в будку просунулась голова сыщика.
- Живо! Собирайся! - крикнул он Мымрецову и снова захлопнул дверь, чтобы созвать еще двух подчасков; сыщик торопился по случаю одного важного дела, в котором принимали участие многие уездные сановники: вечером того же дня у почтовой гостиницы сзади одного дормеза был отрезан каким-то вором чемодан. Надо было разыскать вора.
