И, возможно, нам из «нашего объема языка» не понять то происходившее, в том его каком-то первоначальном смысле и то, чем мы обладаем – это какие-то упрощения в словах всего того сложно-происходившего. Наши исторические теории того мира, наши попытки придумать этому всему закономерность, связанность, и нашу последовательность в этом всем происходящем – это наши способы придумывать себе конструкции. Такие конструкции позволяют оставаться нормальными там, где нет никакой нормальности, там, где сплошной неадекват и вывих. Возможно, вся эта история – это всего лишь какое-то значительное противостояние. Но, возможно, это и нечто иное, и что значит «это иное», нам это доподлинно не понять.
Остывание и гибель выделенного мышления
Выделенное мышление, когда оно становится каким-то остывшим выделением, в какой-то момент начинает жить своей жизнью. И если такое мышление начинает остывать окончательно, тогда оно перестает взаимодействовать с тем «реальным» мышлением и с до-мышлением, с тем, во что все это обращается, и тогда такое выделенное мышление отмирает, превращается в набор каких-то пустых символов.
И если исчезают последние те, кто может воспроизвести «эту музыку» в своем универсальном аппарате воспроизведения, тогда такое мышление перестает быть мышлением и исчезает38. Такие мертвые памятники мысли могут удивлять взор какого-то пытливого ума, но реставрация такого выделения не всегда позволяет его воспроизвести в том первоначальном виде. И никогда такое выделенное мышление не существует в том первоначальном виде, то есть это всегда вторичность, затем вторичность и снова вторичность…
Но иногда такое остывшее мышление оказывает значительное влияние на все происходящее. То есть какие-то части такого мышления, какие-то мысли, нечто найденное, обнаруженное, открытое, сконструированное – это все или что-то из него может проникать туда, в широкое всеобщее мышление, в тех, кто мыслит, и не только «об этом выделенном», а о разном, обо всем. Такое выделенное мышление не может быть автономным, оно всегда часть всего происходящего мышления, которое тоже часть чего-то другого, но чего – это только гипотеза.
Иногда бывает так, что всеобщее мышление в результате какого-то кризиса погибает, и оставшийся осколок культуры может найти другую родину, другую культуру, другой язык – таких исторических случаев достаточно. Иногда какое-то выделенное мышление может значительно повлиять на всеобщее мышление и изменить его в целом, а затем и так называемую культуру. Так случалось, что какое-то выделенное мышление, вызревшее в каком-то языке, в каких-то умах, в каком-то мире, после гибели этого мира и даже языка с помощью каких-то механизмов все равно каким-то образом может влиять на другое мышление, на какую-то новую культуру, на каких-то «варваров», продолжая жить новой жизнью…
