Всегда стоит помнить, что любое выделенное мышление, даже если оно, возможно, как-то верифицируется, в любом случае – это человеческий разговор о происходящем, а что там на самом деле – это, увы, неизвестность. И любой эксперимент говорит о многом, а точнее, о том, что там, за ним есть некая загадка, которую можно вскрыть только через последующую после эксперимента интерпретацию, предположение, уже-теорию. Но такая теория – это формальное упрощение, которое всегда стремится стать каким-то формальным, явленным «тождеством самому себе», «чистой явленной математикой», то есть в итоге не соответствующим тому, что происходит вне его, так как явленное мышление не тождественно неявленному происходящему.
И, конечно же, те, кто владеют конкретным научным мышлением, могут с презрением относиться ко всему остальному, но это не отменяет того факта, что на вопрос: «А зачем они обладают этим научным мышлением?», у них нет ответа. И, соответственно, те, кто будут думать над тем, «зачем нужно какое-то научное мышление», будут являться теми, в чьей «юрисдикции» будут те, кто обладает каким-то выделенным мышлением со всеми их основаниями и претензиями на последнее мышление и на завершенность… Но и эти, думающие над «зачем научное», всегда замкнуты в мышлении тех, кто думает над «особым зачем» и «определяет все присутствующее бытие затем…», и если «не определяет», тогда смысл опять утерян, и тогда снова очередная катастрофа…
