Я положил на стол раскрытую папку. Полистав ее, выбрал среди множества фотографий одну коллективную, на которой пятеро человек с абсолютно счастливыми, блаженными лицами сидели вокруг сервированного стола, пили чай и угощались румяной выпечкой.
Указывая на фотографию, я спросил у Риты:
– Это, наверное, они и есть?
– Да, – подтвердила она мою догадку. – Вот, кстати, познакомьтесь, – Рита показала пальцем на женщину с фиолетовыми кучеряшками, сидящую за ближайшим компьютером, – это Татьмяна Аникеевна Куколкина, наш бухгалтер.
Я кивком поприветствовал бухгалтершу. Та тоже ответила молчаливым кивком.
Секретарша продолжала:
– Вот Татьмяна Аникеевна рядом с Александрой Александровной, – Рита, как кинжалом, ткнула острым ногтем в изображение Куколкиной, оставив на нем заметный след. – А это, – Рита указала пальцем на женщину с черным зализанным каре, прячущуюся за компьютером в правом углу комнаты, – Игля Коколаевна Сверчкова, архивариус.
Я снова кивнул. За монитором дернулась блестящая макушечка.
– Вот она, с краю стола, смотрит на Александру Александровну, – Ритин острый ноготь с силой ткнулся в снимок, попав точно в шею Сверчковой.
Лучше было сказать, что та заглядывала в рот Липе, но я не стал озвучивать свое наблюдение. Вместо этого я спросил, показывая пальцем на «товарища генерала» на фотографии:
– А кем является этот высокий господин с Липой под мышкой?
– Алик Михамович? – переспросила Рита. – Он председатель комиссии заслуженных работников служб безопасности санаториев.
– Военный?
– Майор инженерно-строительных войск.
Я подумал, что майор – это почти что генерал и снова посмотрел на фотографию. На ней была запечатлена еще одна прелюбопытнейшая персона. Невероятно, но, похоже, центру каким-то чудом удалось выписать из Лондона самого Иеремию Бентама в качестве экспоната…
– А это что еще за реликвия? – спросил я у Риты, показывая на «мумифицированную» старуху, сидящую по правую руку от Липы. – Тоже актив, что ли?
– У-у-у, – выдохнула Рита, – еще какой! Это старейший и заслуженнейший работник Горноморска – «Юный труженик», почетный член президиума и первый заместитель председателя центра Ляля Незлобий.
Рита показала рукой куда-то за моей спиной, и я непроизвольно обернулся. Понятно, почему я не заметил это «ископаемое»: в самом углу комнаты, за шкафом, привалившись на клюку, абсолютно неподвижно сидела иссохшая старуха, и только ее глаза, черные, как угольки, злобно сверкали по сторонам – никаких других признаков жизни она не подавала. Я присмотрелся к ней повнимательней. За своей внешностью «юная труженица» следила ревностно до сих пор, это сразу бросалось в глаза, но будь кто в здравом уме, не стал бы в девяносто девять лет изображать из себя юную девочку. На голове старухи, как небольшой стожок сена, был нахлобучен пышный парик темно-соломенного цвета – надетый слегка набекрень и, по-моему, задом наперед, – а лицо было реконструировано пудрой, румянами, черной подводкой для глаз, – что делало ее похожей на зомби, – и старательно вычерченными бровями, – правда, они были корявыми, разного размера и располагались на разном уровне… Но даже эти «художества» не шли ни в какое сравнение с ее «губами», нарисованными яркой помадой на морщинистой, безгубой полоске рта в форме восьмерки.
