– Потом мы вместе посмеемся над твоими желаниями, глупышка! Ну, или только я посмеюсь?
Он хохотнул и ушел. Мне хотелось плакать, вернуться в комнату, все-таки выпить чуть большую, чем стоило, дозу ___, но я просто нащупала дорогу к дивану, устроилась в углу – ненавистный Артур все-таки лежал на нем, диван был теплый, хранил форму его тела. Снова раздался грохот, и снова – теперь это были не ветки, не ветер, теперь я бы сказала, что кто-то вбивает в небо звезды-гвозди. Любимое стихотворение главы деревни. Я не хотела ей звонить – ни вообще, ни – особенно – сейчас, в эту ночь, но некоторые вещи происходили сами по себе, и я могла бы винить вертиго или что угодно другое, и даже чувствовать свою правоту… Я была в стороне, смотрела, как моя – и такая чужая – рука лезла в карман, доставала телефон, прижимала палец, чтобы разблокировать, выбирала имя.
Гудки, гудки, я надеялась, что она не возьмет – уже так поздно. Надеялась, что оператор наконец-то начнет ломаться в нужные моменты, а не в худшие, какие только можно вообразить. Досчитаю до пяти, решила я, раз…
Она взяла трубку.
– Глава деревни, – официально сказала я и совсем не официально продолжила: – это я.
– Должность называется мэр, – устало ответила она, – и я знаю, что это ты.
– Извини, что поздно звоню.
– Ничего страшного, сейчас всего десять.
Она ошибалась – была полночь, и такая, которая тянулась уже несколько часов. Я не стала спорить. Я хотела извиниться за другое, за другие вещи – но не умела, не знала, можно ли это сделать.
– Я могу чем-то помочь? – спросила она.
– Нет. Я думала, может, я смогу – если тебе нужно что-то узнать насчет Инги, я могла бы…
– Мне сообщают о ней достаточно. Не думаю, что ты сможешь что-то добавить.
– Хорошо, прости.
Извинения в мелочах, социальные прости и мне так жаль слетали с языка очень просто, не имели ни малейшего смысла, только делали хуже, потому что напоминали о настоящих, несказанных, невозможных извинениях.
– Что-то еще?
Я знала, что она положит трубку, она всегда ее кладет, когда не слышит от меня чего-то, что смогло бы продлить этот разговор и эту пытку. Я спросила:
– Как там расследование?
Она тихонько засмеялась:
– Нет никакого расследования. Следователь очень старается изображать деятельность, и даже достойно старается, но ни о каком расследовании и речи не идет.
– Зачем же он здесь?
– Ксения его пригласила, не выгонять же. К тому же он бодрит жителей. Оживляет обстановку.
Возможно, слова, которые она говорила, были другими словами, но я была почти уверена, что значили они именно это.
