Мне нравилось там ночью. В темноте все в комнате казалось другим, неизвестным. Какие-то силуэты пугали, какие-то обещали защиту, я подходила ко всему, мне всегда было интересно, чем или кем окажется тот или иной. Казалось бы, за годы в лечебнице можно было бы запомнить, кем притворяется пальма в углу, что прячется за девушкой с точеной фигурой, которая небрежно опирается на подоконник и поправляет волосы, но у меня никогда не выходило. Возможно, я старалась не запоминать, чтобы получалось было играть подольше – ночных развлечений было не так уж много. В хорошие ночи можно было сидеть в телефоне или у кого-нибудь в комнате, но сегодня мне хотелось побыть одной. Но, конечно, нет.
– Анна, – позвал меня ненавистный вкрадчивый голос, – ах, прости, это же Повелительница топоров.
Мне никогда не нравился Артур. Нет, не так. С первого взгляда я возненавидела его – это точнее. Все в нем – от манеры держаться до того, что он пил чай с пятью ложками сахара – раздражало меня, вызывало злость. Я пыталась понять, разобраться в ней, в себе. Множество беспричинно сильных эмоций – это ведь признак того, что нужно копаться в себе, а не обвинять других, другого. Я пыталась – попыталась – и быстро перестала. В голову без конца лезла история о Федре (не вполне, впрочем, уместная), и мне это совершенно не нравилось.
Ветер становился все хуже. Громче, страшнее. Странно, что внутри было так тихо, странно – и спокойно от этого, пусть за спиной у меня и стоял Артур. А может, он прятался в тени книжных полок. Или возлежал на диване – я мгновенно представила его: крупного, сильного, как он лежал на спине, согнув ногу, закинув руку за голову – изображал соблазнительную античную статую и даже не задумывался об этом.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
Я не хотела отвечать, даже в мелочах мне хотелось сопротивляться, демонстрировать непокорность, но вот в чем была беда, – я редко могла это делать.
– Брожу в темноте. Разговариваю с призраками. Страдаю.
– Хорошо. – Он был у меня за спиной, я чувствовала дыхание, чувствовала тепло. Везде было так холодно, но рядом с Артуром мне было тепло, и я ненавидела его за это тоже. – Если ты что-то хочешь от меня, тебе нужно только сказать.
– И что потом?
Он любил играть словами, а я чувствовала себя слишком слабой, слишком старой, чтобы сопротивляться. Раздался громкий треск, фонари на улице мигнули, но не погасли. Я хотела бы обернуться, зажечь свет, рассмотреть его лицо – скульптурное, жестокое лицо. Я хотела бы, чтобы он меня ударил, тогда, возможно…
