Вторая лошадь, пегая, была в схожем состоянии, но более нервной. Когда я надавила на его спину, конь отпрянул, но не ударил. Хорошо.
Когда я подошла к третьему коню, он прижал уши в предупреждении. Я напевала, источая покой. Две минуты — не так и много, но я могла дать ему только это перед тем, как пытаться подойти. Он показал мне зубы, готовый укусить, и я отпрянула, сердце сжалось.
Я перебиралась через ограду, когда Доминика пришла к загону с пюпитром в руке, она хмурилась.
— Как они? — спросила она, перелистывая страницу.
— Гнедая и пегий в неплохом состоянии, на них можно ездить. Я не вижу серьезных проблем со здоровьем, — грудь сдавило. — Но не соловая.
Ее глаза стали недовольными, она взглянула на третью лошадь, сделала пометки. Я медленно выдохнула, ненавидя это. Мне не нравилось, что я обрекла третью лошадь на смерть.
Он боялся. Может, ему было больно. Он мог быть лучшей лошадью в мире с дополнительным вниманием. Но «Сердца и копыта» полагался на пожертвования для спасения лошадей, и наш бюджет на этом аукционе был маленьким. Нужно было выбирать зверей с хорошими шансами, чтобы их принял заботливый владелец.
Когда начинался аукцион, лучшие лошади покупались и продавались ранчо, заводчиками и энтузиастами. Тем зверям не нужна была помощь. Но аукцион шел, лошади становились старее, худее, были более дикими. Круг покупателей сужался. Многие уходили. Они уйдут задолго до того, как последних лошадей приведут в загон, испуганных, хромых, костлявых и слабых.
К тому времени оставалось лишь два вида покупателей: благотворительность, как «Сердца и Копыта», жаждущие спасти жизни ограниченными деньгами, и покупатели мяса, у которых было много денег, а их грузовики на парковке ждали зверей, которых увозили на бойню.
Доминика поправила очки в красной оправе на носу, на ее коже был пот.
— Тогда у нас тридцать семь кандидатов.
Тридцать семь лошадей были в плохом состоянии, чтобы их купил владелец с репутацией, но у них еще был шанс на спасение и реабилитацию, если мы купим их, а не покупатели мяса.
— Сколько мы можем позволить? — спросила я.
— Зависит от того, как те бездушные гады поднимут цены… — она прикусила губу. — Шесть.
Я сжала кулаки. Мне не нравилось это. Я это ненавидела.
— Спасибо, что пришла, Сейбер, — прошептала Доминика. — Знаю, это тяжело.
Я заставила себя расслабиться.
— Я рада, что могу помочь.
Мы с Гретой работали по очереди. Мы не могли справиться с аукционами подряд. Я не знала, как Доминика это выносила. Да, мы спасали несколько лошадей каждый раз, но на каждую спасенную лошадь мы видели, как еще дюжина пропадала в грузовиках, едущих на бойню.
