Я оставил себя на съеденье волкам,
Затвердела черта между нами,
Превращая горсть снега в стакан молока,
Я ему отдаю временами.
Он в железо закован, железом клеймён,
Изорвалась на бедрах повязка:
Ты, наверно, моих не припомнишь имён —
Как во рту в твоей памяти вязко.
Ты ошибок не помнишь моих, а как жаль —
Из-за них, ослеплённый, страдаешь.
Подержи-ка в руках этот черный кинжал,
Он в наследство оставлен родами.
Неприятно, что лезвие в теплой крови?
Рукоять надломилась и в саже?
Я о спину гиганта его искривил,
А теперь он в кадык тебе всажен.
Ты не видишь меня, если б видел – решил,
Что я вечный игрок и мучитель,
От земных охраняю свои рубежи…
Хорошо, может быть, что молчишь ты.
Только стонешь, услышав движения лап,
Или зверю вгрызаешься в горло.
Попросил бы, чтоб полночь тебя обняла —
И не помнишь такого глагола.
Но попробуй ещё на ногах устоять,
Пережить беспощадные зимы,
И узнай, то, что ты – это истинно я,
Только смертный, земной, уязвимый.
Истязанья твои мне не меньшая боль —
Тем, что сам продолжать их обязан.
Все ключи и оковы принес ты с собой,
Собери понимания пазл!
Посмотри на меня, как на иглы звёзды,
Как на лезвия воина-солнца, —
По смертям и гоненьям на небо взойди,
И наш свет в возрожденье сольётся.
