А ведь в это время, в субботнюю ночь недалеко от ЧАЭС сидели рыбаки. Кто-то в двух километрах, кто-то в двухстах сорока метров. Они были первые, кто видел эту ужасную картину со стороны, как будто читали книгу и представляли события. На их глазах произошла самая сильная техногенная катастрофа. Сначала они услышали два глухих, словно подземных взрыва внутри блока. Только потом, с ослепляющим выбросом пламени, взрыв реактора с фейерверком разбрасывал куски раскалённого топлива и графита. Но они не догадывались об опасности. Ну, что-то там рвануло, бочка с бензином, что ли… Они продолжали ловить мальков. У них на глазах развернули свои пожарные расчеты Правик и Кибенок, люди бесстрашно взбирались на тридцатиметровую высоту и бросались в огонь.
–Глянь! Видал? Один пожарник аж на блок В залез (плюс 71 метр над землей)! Каску снял! Во даёт! Герой! Жарко, видать…
Рыбаки схватили по 400 рентген каждый, ближе к утру у них начались признаки лучевой болезни. Состояние было, как после похмелья. Ужасная резь в глазах, чувство, будто что-то обжигает внутри грудь, голова изматывающая и непрекращающаяся тошнота. За ночь их кожа стала бурой, складывалось ощущение, что они несколько дней сидели под палящим солнцем. Это был ядерный загар. Скорее всего, они несколько раз пожалели, что в ту ночь сидели на рыбалке, ведь они жертвовали собой, даже не подозревая об этом
От градирен недостроенного пятого блока было видно, как люди шли к четвертому, чтобы сменять своих облученных коллег и повторять их участь.
В то время, пока нынешние ликвидаторы боролись, сами не понимая с чем, Брюханов доложил до Москвы, что реактор цел, взорвался бак СУЗ, как ему и сообщили работники БЩУ4. В ответ на это ему прислали сообщение с приказом подавать воду в реактор, охлаждать его. Радиационная вода шла вниз, в грунт и создавала еще больше проблем. Главный инженер Фомин то был уверен, что они быстро ликвидируют пожар и ходил с гордо поднятой головой, то метался из стороны в сторону, был растерян и раздражителен. Тоже самое было и с Брюхановым. А что на счет радиоактивного фона? Так как было невозможно попасть в помещение с хорошими дозиметрами, то пользовались дозиметром на 3,6 рентген. Он зашкаливал. Так и сообщили, что фон 3,6 рентгена в час, работать можно 5 часов. Но за эти 5 часов работы человек бы уже умер от острой лучевой болезни. А ведь представьте, так фонило на станции, а что же о её окрестностях? Ведь ветер разносил радиацию на сотни километров каждый час.
