Мы снова молча уставились друг на друга. Я с каждой секундой всё меньше понимала, чего мне хочется – чтобы он остался, или же наконец ушёл?.. В конце концов Люций сказал: «Ну до встречи!» и протянул мне руку. Удивив саму себя, я обняла его, прошептав:
– Береги себя!
Затем, отстранившись, смущённо опустила взгляд, уловив на лице мужчины удивление. Но уже спустя мгновение Люций обнял меня в ответ, крепко прижав к себе.
– Не волнуйся, я постараюсь вернуться как можно раньше!
После этих слов он вышел из комнаты, и я услышала его шаги, раздающиеся в пустом доме.
Люций ушёл. Так же, как и тогда – не оборачиваясь. Я подошла к окну. Услышала, как открылась и закрылась дверь. Увидела, как Люций беззвучно прошёл по мощеной дорожке, всё так же накинул капюшон и исчез в темноте. Внутри меня всё дрожало от волнения и совершенно новых ощущений. Трепетное тепло заполнило грудь, растеклось по всему телу. Как жаль, что он ушёл! А впрочем…
Я взглянула на полусгоревшую свечу на столе, на цветы в вазе. Посмотрела в темноту парка, прислушиваясь к шороху листьев, представляя, как Люций проходит под их сенью. Я не уставала удивляться тому, как непредсказуема бывает судьба. Как внезапно может изменится жизнь – до неузнаваемости, удивляя своими новыми гранями и проявлениями. И кто может знать, что ждёт там, за следующим поворотом? Я понятия не имела, но сейчас была счастлива – потому, что могла видеть его уходящим и знать, что он вернется. Это ли не радость? Да, я бы не решилась признаться ему в своих чувствах и мыслях. Да, это было моё, сокровенное, скрытое ото всех. Но даже в таком состоянии всё это наполняло смыслом мою жизнь…
Глава 8.
На следующее утро я первым делом поднялась в библиотеку. Мне не терпелось опробовать краски! Налив в чашку воды, я поставила её на стол. Положила рядом лист бумаги и в задумчивости замерла – понятия не имею, как нужно рисовать!.. Намочив в воде кисточку и осторожно коснувшись ею краски, я провела извилистую линию по краю листа. Затем – широкую с градиентом синего и красного. Поставила несколько клякс, похожих на листочки и в ужасе обнаружила, что лист не сделать вновь чистым.
– О, боги, я же порчу бумагу!.. Она ведь была такая красивая, чистая, а теперь…
А теперь я оставила на ней странные, невразумительные следы, как на мне оставила их жизнь – ни стереть, ни выстирать. Впрочем, первые же мазки привели меня в восторг! Казалось, что в кистях живёт творец, с помощью красок создающий другой мир. И я подумала, что было бы неплохо иметь возможность вот так, с помощью рисования, вносить изменения в окружающий мир и в свою жизнь. Но что бы я хотела сейчас изменить? Вернуть родителей? Вернутся туда, в прошлую жизнь? Отменить встречу с инквизиторами? Но тогда не было бы этой встречи с Люцием. В конце концов, я даже не попробовала бы рисовать! И я впервые почувствовала, что не хочу менять своё прошлое. Мне стало стыдно за это – ведь как можно не желать вернуть своих родителей? Наверное, это плохо…
