Пигмалион поневоле | страница 4



– Не зря объявляют: «Не прикасайтесь к оставленным предметам… Вот теперь пускай и мыкаются… с этим». – И в голосе её сквозило нескрываемое злорадство.

Парень дёрнулся было, но старший товарищ успокоительно хлопнул его по спине:

– Да не слушай этого Швондера!.. Тебя как звать-то, студент?

– Леонид, – ответил тот, выходя на платформу.

– А меня – Василий Анатольевич, но можно просто – Анатольич… Ну, чего стали? Шагайте себе! – прикрикнул он на приостановившихся было гастарбайтеров, которых явно интересовало «что будет дальше».

Те поняли, что им не рады, и отправились себе восвояси, уже не оглядываясь.

Лёня с Василием Анатольевичем дождались следующего поезда. Потом следующего. И пятого, и десятого… Девушка в жёлтом пальто так и не приехала.

– Ну, что с этим хулиганом будем делать, Лёня? – спросил дальнобойщик. – Может, в полицию его сдашь, а? В отдел забытых вещей.

– Да как же, Василий Анатольевич, – слабо запротестовал юноша, – он же живой! Кто его кормить там будет? А вдруг он от стресса умрёт?

– Так как его хозяйку найти? Может, домой его пока заберёшь?

– Нет! Домой я никак не могу! – с жаром воскликнул Лёня, похолодев от одной мысли, что будет дома, как только попугай откроет клюв и выдаст какой-нибудь из своих перлов.

– Тогда – в полицию, – решительно заключил Василий Анатольевич. – Мне его тоже – некуда. Уезжаю в рейс через два дня. А тут… Никого мы тут не дождёмся. Это уже ясно.

Спасатели понуро побрели искать отделение полиции. Лёня шёл, раздираемый внутренней междоусобицей, которую устроили ему на беду два его вечных советчика-противника, имя которых – душа (поддерживаемая совестью и чувством долга) и разум (питаемый здравым смыслом и чувством самосохранения). Пока побеждал разум: попугая никак нельзя было нести в дом.

Отыскав дверь с табличкой «Полиция», юноша решительно толкнул дверь. Анатольич притормозил – вперёд он не рвался. В комнате, куда они попали, оказалось только одно лицо (по всей вероятности – должностное) – девица с короткой белой косой, напоминающей снегурочкину, и уже в пальто: видимо, она как раз собиралась уходить.

– По какому вопросу? Почему без стука? – строго спросила представитель закона, адресуясь именно к старшему, Василию Анатольевичу, и интуитивно чувствуя некоторую его робость и слабину в данном конкретном месте.

– .ука! – бодро ответили, как ей показалось, из большой чёрной сумки, которую бережно держал перед собою худощавый парень.

Девица оторопела.