Примерно через неделю случилась ещё одна странность: у папы пропала целая упаковка пива. Когда он проснулся, начал кричать: «Где она?! Куда вы её спрятали?!». Она оказалась в подполье – весь алкоголь был слит в яму, где мы обычно храним свёклу. Возле кучи пустых банок лежало штук пять наполовину съеденных морковок. Снова маленькими зубами. Папа тогда подумал на Даню, и, сколько тот не отговаривался, жёстко, до крови, выпорол его прутом. Крик стоял на весь дом. Я… Я не верил, что это сделал Данилка. У него бы просто сил не хватило поднять эту упаковку. И если бы потащил по полу, то скрип разбудил бы папу.
Каждый день был похож на предыдущий: папа сидит и огрызается на каждого, я с мамой делаю всю тяжёлую работу, Данилка играл сам с собой. Точнее, с кем-то. У нас в печи, возле топки, есть такое место, куда мы сбрасываем грязную одежду, это как бы пещера. Это стало любимым местом Дани. Он там постоянно находился и разговаривал сам с собой. Я пошёл как-то, значит, к нему, спрашиваю, с кем это он там разговаривает, и снова этот топот. Смотрю – какая-то тень шмыг и в дыру для котов. Спрашиваю Данилку, с кем он разговаривал. Он ответил, что с Никодимом. Спрашиваю, кто это, на что Данил ответил, что его новый друг. Я подумал, что он привёл в дом какого-нибудь бродячего кота, поэтому не стал об этом беспокоиться.
Банки по одной продолжали пропадать. Папа думал, что мама их незаметно выпивает, и каждый раз давал сильную пощёчину.
Где-то под конец июля я, мама и Даня решили съездить в город: мама закупаться продуктами, я выбирал одежду к школе, а Данилку просто было страшно оставлять одного с папой. Ночью, перед поездкой, мне приснился странный сон. Точно я не помню, но связываю его с дальнейшим происшествием. Стою я перед подпольем. Снизу разносится льющийся звук и хруст с чавканьем. Дышать тяжело, боюсь пошевелиться, но любопытство побеждает. Аккуратно поднимаю дверцу, а внизу возле ямы сидит какой-то коротышка. Берёт по банке из упаковки и выливает в углубление. Ест морковь и половину выкидывает за пустыми банками. Я в испуге вздохнул, не громко, но он меня услышал. Острое ухо дёрнулось, и он замер. Отбросил банку и стал оборачиваться. Я знал, что нужно бежать, звать кого-то, но не мог пошевелиться. Глаза впились в карлика. Я хотел увидеть его лицо. Он почти повернул голову, показался его кошачий глаз, до моего уха донеслось одно слово – лжец… и тут я проснулся – от того, что папа начал кричать, что его кто-то душит. Когда я выбежал из спальни, снова какая-то тень проскочила в прихожую в сторону кухни. Мама тоже подскочила и встала над папой, а он держался за горло и тяжело дышал. Потом открыл глаза, посмотрел на маму и как закричал, утверждал, что она удумала его задушить. Встал и со всего размаху влепил ей пощёчину. Мама закричала, что убить его мало. Эти слова его только сильнее разозлили. Он схватил её за горло и начал душить. Только когда она захрипела и посмотрела на меня, я вышел из ступора и подбежал к папе. Я не знал, что делать, потому просто бил его по рукам, кричал отпустить её.
